Галина Романова: Ничто не вечно под луной

— Где он? — бесцветным голосом спросила Аля, конкретно ни к кому не обращаясь.

Они сразу поняли, о ком речь, и без лишних глупых вопросов указали ей на лестницу, ведущую на второй этаж. Крутые ступени, которых она машинально насчитала двенадцать, были обтянуты красным ковролином.

«Словно в крови!» — опасливо шевельнулась где-то непрошеная мысль.

Аля тут же отогнала ее прочь и, закончив подъем, увидела наконец открытую настежь дверь нужного ей номера. Располагался он в конце длинного узкого коридора. Кругом не было ни души. Медленно, шаг за шагом, Аля преодолела эти несколько метров и, не встретив никаких препятствий в лице радивых служителей закона, вошла в номер.

Негромкий говор шел из комнаты, расположенной слева от входа. Там кто-то ходил, мелькала вспышка фотоаппарата и то и дело слышался возмущенный шепот Дениса. Именно шепот, что удивило ее поначалу. Ивана, который обещал ее встретить, нигде не было видно. Вдохнув полной грудью побольше воздуха, Аля вошла в спальню гостиничного номера и остолбенела…

— Кто это?

— Что вы здесь делаете?

На нее посыпался град вопросов. Сердитые дядьки в мешковато сидящих на них костюмах сверлили ее суровыми глазами, пытаясь заслонить собой что-то, бесформенной грудой лежащее на кровати. Но надо было совершенно не знать Алевтину, чтобы поверить в то, что они способны воздвигнуть на ее пути преграду.

Аккуратно, никого не задев, она обогнула мельтешащих и возмущенно вопящих работников спецорганов и вторично остолбенела у бездыханного тела молоденькой, симпатичной когда-то девушки. Первое, что отчетливо бросилось в глаза, — это напуганный, обреченный, остекленевший взгляд. Эта беспомощная застывшая синева не имела ничего общего ни с располосованным сверху донизу животом, ни с вывернутыми наизнанку внутренностями, ни с лужей крови, пропитавшей все постельные принадлежности. Быстро скользнув взглядом по истерзанному телу, Алевтина вновь вернулась к широко распахнутым глазам жертвы и едва сдержалась, чтобы не заорать в полный голос.

Как можно спокойно двигаться здесь, измерять что-то, фотографировать, когда эти глаза буквально могут свести с ума?! Господи, да от всего этого можно свихнуться!!! Воистину, люди подобной профессии родились уже заведомо без нервных окончаний…

— Аля… — дребезжащий голос Дениса вывел ее, наконец, из оцепенения.

Она подняла на него взгляд и поняла, отчего его голос вдруг стал тише. Вся шея Дениса была исцарапана острыми коготками жертвы.

Некоторые из ран, видимо, были достаточно глубоки и сильно кровоточили. Особенно бросалась в глаза большая рана на кадыке, каждый раз, как он пытался что-то произнести, она сочилась кровью…

— Что она тебе сделала? — выдавила Аля через силу. — За что ты ее так?!

Он отчаянно замотал головой и виновато пробормотал:

— Это не я, клянусь! Я не знаю…

— Вот, вот, — довольно подхватил кто-то за Алиной спиной. — Ничего не помню… Не знаю… Не убивал…

— Я не делал этого, — упрямо твердил Денис, не сводя глаз с замеревшей от ужаса жены. — Я приехал один.

— Ага… А барышня прибыла следом. Да не одна, а с целой батареей бутылок. Еще скажи, что не пил с ней?

Денис замолчал, из чего Але стало понятно — пил.

— И сколько же вы на двоих опорожнили? — поинтересовался другой мужчина, чуть сместившись к окну и что-то внимательно разглядывая в маленьком пластиковом пакетике.

— Не помню, — прохрипел Денис и обхватил голову руками.

— А за что же так жестоко расправился с шестнадцатилетней девчонкой? Чего не поделили? Выпивку или еще что? — Тот, кто стоял у окна, вложил в свои вопросы столько неприязни, что сразу становилось ясно: дело о преднамеренном убийстве почти закрыто и передано в суд.

— Я не убивал!.. Я не помню…

Опять это дерьмо! Столбняк от увиденного постепенно ее оставлял, сменяясь жуткой яростью и.., ревностью. Приблизительная картина произошедшего ей была ясна так же, как и суетившимся в спальне ментам. Да и чего здесь, собственно, непонятного? Опились до чертей. Перешли к завершающей сцене незапланированной встречи — сексу, и что-то здесь у них пошло не так…

— Какое дерьмо! — Она произнесла это громко и отчетливо. Отчетливо настолько, что все присутствующие враз смолкли и, замерев каждый на своем месте, вопросительно уставились на нее. — Какое дерьмо!

Эту фразу она повторила раз, наверное, десять, прежде чем до окружающих дошло, что у нее начинается истерика. Ногти впились в ладони едва не до крови. Глаза, подобно глазам жертвы, остановились и, не мигая, смотрели прямо на мужа. К слову сказать, видя не его, а так, лишь смутный расплывчатый силуэт.