Галина Романова - Черт из тихого омута

— Звони, только покороче. Без лишнего трепа. Время уже не рабочее, он должен быть дома. Давай, время пошло…

Водитель оказался дома. Он сразу узнал Соню и, кажется, даже не удивился ее звонку. Да, он помнил ту командировку, потому что таких интересных пассажирок, как она, у него прежде не было. К тому же пробка на дороге запомнилась… Коробка? Какая коробка? Ах, та самая! Нет, он не видел, кто ее оставил. Пока кладовщицу искал, пока разгружался… Нет, не видел…

— А может быть, рядом кто-то крутился? — Соня в отчаянии кусала губы. — Или кто-то находился неподалеку? Знаете, так бывает. Не обращаешь внимания на человека, хотя он рядом.

— Рядом?.. — Водитель на мгновение замолчал, слышно было лишь его шумное дыхание. — Да не знаю я, можно это связывать или нет… Оговорю человека. Начальница твоя подходила и спрашивала, как доехали, и все. Больше никого.

— А Ветровой не было?

— Кто такая?

— Из бухгалтерии, такая красивая, блондинка.

— А-а, на тебя похожа. Нет, той не было, точно. Так она, я слышал, на расчет подала. А тебя, слышал, менты ищут. — Он вроде бы довольно хихикнул. — Слышал, пришила ты кого-то?

Соня тут же отключилась. Выслушивать эти подробности ей не было нужды.

Итак, значит, все-таки Ребрикова! Интересное кино…

— Ну что? — спросил Кирилл, хотя прекрасно все слышал. — Кто?

— Никого, кроме моей начальницы, рядом не было, — задумчиво пробормотала Соня, потирая крохотным аппаратом висок.

— И кто такая — наша начальница?

— Ребрикова Татьяна. Особа весьма и весьма неприятная. Испытывающая ко мне необъяснимую, просто дикую неприязнь. И к тому же наутро следующего дня пытающаяся выспросить у меня все о нашей командировке. А зачем, спрашивается, если она у водителя уже все узнала? Только если это она, то откуда у нее наркотики?

— Ну-ка опиши мне эту Татьяну поподробнее! А для начала скажи, нет ли у нее больной матери, к которой она время от времени таскается с продуктами?

— Есть! А откуда ты?..

— Откуда! — передразнил ее Кирилл. — Оттуда! Давай ее приметы!

Соня в двух словах обрисовала Татьяну. Кирилл сопоставил ее внешние данные с теми, что имелись у него от покойной соседки матери Татьяны, и понял, что это одна и та же женщина. Старушка была на редкость наблюдательна, единственное, чего она не знала, это Танькину фамилию по мужу. Оказывается, Ребрикова…

— Итак, это, значит, твоя начальница слямзила наркоту! Лихо! Ничего не скажешь! Денежки оставила при себе, раз в обновках начала ходить. А товар во избежание лишних хлопот сплавила тебе! Чтобы и тебе нагадить, и себе без проблем… Так, а убить она может?

— Вот чего не знаю, того не знаю, — пробормотала Соня, поняв теперь, почему коробка была завернута в бухгалтерский отчет.

Распечаткой его зачастую занималась Татьяна! И Соня поняла, почему листок потом из кармана ее куртки перекочевал в карман Геннадия. Татьяна примчалась в кафе следом за ними и, поймав момент, подсунула его Генке!

— Все ведь запутала до такой степени, что с ума сойти можно! Зачем?

— У нее и спросим, — успокоил Соню Кирилл, тем самым дав понять, что не уедет из города, пока не разберется до конца во всей этой истории. — Сначала я отменю наш отъезд на сегодня. Потом заберу товар из камеры хранения…

— А это не опасно? — притворно всполошилась Соня, в голове у которой мгновенно созрел еще один коварный план по освобождению. — Вдруг тебя опознают?!

— Кто? — Он снисходительно хмыкнул и тут же полез к ней с поцелуем. — У меня, детка, столько личин, что опознать меня не сможет даже мать родная, поднимись она из могилы.

— Ладно, а что потом?

— Ну, а потом навестим твою начальницу. Прямо перед отъездом и навестим! Должны же мы, черт возьми, узнать, кто же все-таки так исполосовал бедного Азика?

— А если это все же не она? А та самая женщина, с которой он встречался? Что ты будешь делать?

— Я? Наверное, ничего. Видно будет. Давай-ка вспоминай номер ячейки и код, я его запишу и буду готовиться к выходу в город.

Сегодня утром истекали третьи сутки его ареста. Гена свесил ноги с кровати, завизжавшей под тяжестью его тела на все голоса, и попытался размять затекшие шею и плечи. Все тело ныло, будто его продержали под хорошим прессом все эти трое суток. Пресс, может быть, и громко сказано, но психологическому давлению он подвергался на всю катушку. Следователь из кожи вон лез, чтобы поймать его на мелочах. У него это выходило плохо. Вины Гена за собой никакой не чувствовал и рассказывал все, что знал, без утайки. Беда была в том, что знал он чудовищно мало.