Галина Романова: Черт из тихого омута

Скорее бы домой! В тепло и уют их милой квартиры. Где всегда вкусно пахнет жареным мясом и свежими бисквитами. Где можно забраться с книжкой под любимый клетчатый плед в своей комнате. И читать. И ни о чем не думать: ни о Ветровой, ни о ее необъяснимых колкостях. Ни о том, почему же Соня в самом деле выбрала эту профессию. Просто сидеть, укрывшись пледом, и перелистывать страницу за страницей. Погружаться в выдуманный красивый мир, лишь совсем немного похожий на тот, в котором она сейчас жила, и ни о чем таком не думать. И еще немножечко мечтать. Мечтать, совсем чуть-чуть, о несбыточном и совсем чуть-чуть — о запретном…

— Перова!

Господи! Ну почему сегодня всем что-то от нее нужно?! Почему именно сегодня — в понедельник?! Начало дня ознаменовало себя неприятным известием о грядущей командировке. Потом эта Ветрова. Теперь как следствие Гена…

Соня остановилась, приваливаясь плечом к стене коридора, и с плохо скрытым неудовольствием наблюдала за тем, как Гена осторожно движется в ее направлении.

Гена шел, выверяя каждый свой шаг. Девушке на какое-то мгновение стало даже жаль его. Такой высокий, крепкий, с претензией на то, чтобы считаться привлекательным, а уже инвалид. Кто-то еще в самом начале ее трудовой деятельности в этой фирме доверительным шепотом сообщил ей, что Гена пострадал в результате несчастного случая и со здоровьем у него не очень-то. Так что такой молодой перспективной девушке не нужно бы увлекаться всякими чудаками, прозябающими в их бухгалтерии. Ну и все такое прочее… Соня в подобные доброжелательные напутствия вслушивалась невнимательно, считая Гену из бухгалтерии героем не своего романа. И не в его инвалидности было дело, а в том, что…

Гена не дал ей додумать до конца эту мудрую мысль.

— Соня, — он подошел почти вплотную к ней и несколько минут молчал, пытаясь восстановить дыхание. — Ты не очень расстроилась из-за Ольги?

— Нет, что ты, — поспешила девушка его успокоить, и все еще надеясь избавить себя от беседы с ним. — Все в порядке.

— В самом деле? А мне показалось…

Его темно-карие, почти черные глаза смотрели на нее… так странно, так пронзительно, что Соне сделалось нехорошо. Почему он окликнул ее? Зачем поспешил догнать? Что ему от нее нужно? Что может означать этот взгляд, трудно поддающийся объяснению?

— Все в порядке, — как можно тверже повторила Соня и совсем уже было собралась уйти, как Гена вдруг схватил ее за локоть и крепко сжал. — Гена! В чем дело?

Он молчал. Его глаза все с тем же напряжением исследовали ее лицо и прическу. Затем взгляд медленно пополз вниз и, задержавшись какое-то время на ее груди, вновь вернулся к изучению ее лица. И при этом он продолжал молчать и цепко удерживать ее руку в своих крепко стиснутых пальцах.

Вначале Соня опешила, потом разозлилась, а где-то минуты через три ее начал пробирать страх. Но вырываться и грубить ему прямо здесь — в коридоре — она не могла. Во-первых, не позволяло воспитание, а во-вторых… во-вторых, ее вдруг разобрало любопытство. Определить природу его возникновения Соня затруднилась бы. Может быть, оно было разбужено страхом? Может быть, причиной тому был странный взгляд Гены? Но ей вдруг стало интересно: что будет дальше?

— Итак, Гена… — вкрадчиво-ласковым тоном обратилась к нему Соня. — Ты что-то хотел?

— Да, — севшим голосом пробормотал он и для убедительности кивнул головой. — Хотел… Я хотел бы встретиться с тобой.

Тут он внезапно замолчал, словно споткнулся обо что-то. Несколько ослабил хватку и даже, кажется, попробовал погладить ее ноющий локоть. Получилось неубедительно и малоощутимо, потому что на Соне был толстый шерстяной свитер, а сверху еще и рабочая куртка. Но не это было важным, а то, что сказал Гена после паузы. Это настолько смутило бедную Соню Перову, что поначалу она даже не нашлась, что ему ответить.

— Я хотел бы встретиться с тобой у себя дома и уже никогда, никогда не расставаться… — заговорил Гена быстро-быстро, словно боялся, что она сейчас перебьет его и тогда он непременно спутает все слова. — Хотел бы, чтобы ты была матерью моих детей. Чтобы мы вместе с тобой катали детскую коляску и говорили без умолку. Нет, чтобы говорила все время ты, а я бы слушал твою милую болтовню и был бы бесконечно счастлив от того, что ты рядом, Соня… Ты удивлена, я знаю. Но мне понадобилось слишком много времени для того, чтобы решиться сказать тебе об этом. И я также знаю, что никогда не повторю этого больше. И еще я знаю, что ты ответишь мне «нет»… Поэтому, я прошу тебя, молчи! Ради всего святого, молчи! Просто прими это к сведению… Знай, что есть на свете один чудак, которому небезразлично, почему ты грустишь и редко смеешься. И который все отдаст на свете, чтобы ты была счастлива. А сейчас уходи! И, пожалуйста, не смотри на меня так!