Марина Серова - Сладкий ужас

А что же произошло за ужином? Да очень просто! Я настолько «надегустировалась» еще до ужина, что одна мысль о еде вызывала у меня тошноту. Хотя я поела курицы…

«Багира, ты чуть было не отправила на тот свет Михаила, — с ужасом подумала я, — хотя у тебя этого и в мыслях не было!»

Я только положила этому симпатичному юноше лишний кусок торта, я же не знала, что он напичкан «отравой»!

Но я же сама готовила его! И ничего туда не добавляла…

— Леша! — сообразила я. — Так вот кто подсыпает туда «специй». Но почему я этого не заметила?

И тут я вспомнила, что заметила, но не обратила на это никакого внимания. Леша совершенно спокойно подошел к крему для торта, попробовал его, а потом добавил туда соли… или сахару… Так я подумала в тот момент, и мне это не показалось странным. Ведь он, в конце концов, был тут шеф-поваром, и довольно хорошим, насколько я поняла…

Я даже знала, где он хранит эти самые порошки! Теперь я отчетливо видела тот шкафчик на стене, из которого Леша доставал…

— Ну, правильно! Я же сразу подумала… — прошептала я вслух, вспомнив, что, краем глаза увидев содержимое шкафчика, удивилась большому количеству валидола. Я была в это время занята приготовлением теста, это самый ответственный момент, и мне тогда было не до валидола.

Да, пузырьки действительно напоминали аптечные, и в них обычно продают валидол, но теперь я могла добраться до этой кладовой, и я благословляла тот миг, когда мне в голову пришла мысль устроиться работать на кухню. Это была поистине светлая мысль!

И как только я осознала это, дальше все пошло как по маслу.

Сотрудники лаборатории одновременно являются и «подопытными кроликами»!

Поэтому сам Эдуард Александрович не ест из одного с ними котла, так же, как и его заместители и медсестра Зина. Их я не видела в столовой ни в обед, ни в ужин. Я даже спросила об этом у Леши, и он ответил мне, что они питаются отдельно, для них готовит Зина, которая приходится директору какой-то родственницей, а заодно выполняет обязанности медсестры в случае необходимости.

Мне стало понятным, почему после ужина сотрудники лаборатории достигли совершенно патологической эйфории, и даже залитый кровью товарищ не испортил им настроения.

Все очень просто: утренняя и дневная нормы значительно меньше вечерней. Они рассчитаны на поддержание тонуса и на повышение работоспособности.

Вечерняя доза используется в качестве безвредного для здоровья наркотика. И люди на всю ночь погружаются в мир счастливых грез и прекрасных иллюзий. Во сне они получают все, что только могут пожелать, и ради этого они готовы годами не видеть солнечного света и находиться в добровольном заточении.

Им здесь действительно нравится. И не случайно большинство из них — бывшие наркоманы. Они и остались ими. Их никто не вылечил и не собирался лечить.

Им просто заменили «плохой наркотик» на «наркотик хороший». Это же настоящий рай для наркомана! Кроме того, их кормят и одевают, и у них нет никаких проблем.

А что касается запрещенных законом экспериментов над людьми — так они давно уже начали экспериментировать со своей психикой. Кто — с помощью анаши, а кто и героина.

Поэтому в лаборатории нет никакой охраны, и двери не закрываются на ночь. Кто же захочет убегать из рая! А охраняют лабораторию от внешних врагов только пикеты на дорогах.

Вот такую зависимость Султан и называл «духовной». Он знает в этом толк и считает ее пострашней физической. И неизлечимой. Поэтому, когда он нашел у меня все ее признаки, то сразу же повез в лабораторию, и что он там сказал мне перед отъездом? «Впереди у вас все будет просто замечательно»?

Конечно, замечательно для наркоманки со стажем, какой я ему представлялась!

Я вспомнила, как я порхала целый день, и вынуждена была признать, что не было дня в моей жизни, когда бы у меня целый день не сходила с лица улыбка и в голове не возникло ни одной печальной мысли.

Может быть, я потенциальная наркоманка? Или все люди таковы? И, найдись какой-нибудь безвредный и разрешенный официальный наркотик — много ли людей нашли бы в себе силы отказаться от него?

Это был серьезный вопрос. И скорее всего я не имела права на него отвечать, не испытав действие ночной дозы препарата.

А что же должен был ощущать Михаил, который благодаря мне хватанул двойную ночную порцию?

При передозировке обычного наркотика человек умирает, выпив лишнее — блюет в унитаз, а тут «от избытка чувств», как сказал Леша, он готов убить себя.