Марина Серова - Карамельные сны

Я вдруг вспомнила своего отца. Он женился вскоре после смерти мамы — и связь между нами прервалась по моей инициативе, потому что это именно я, я не смогла простить его… И все-таки нет! Здесь было другое. Отец не проявлял особого желания сблизиться со мной — он стал обыкновенным старым человеком, несмело ласкающим плечи расчетливой молодой стервы, и, кроме этих плеч и запаха ее духов, отца перестало волновать что-либо еще. Хотя, если бы он мне позвонил… кто знает? Может быть, все еще могло измениться.

— Вы так уверенно говорите о предательстве, словно ваш сын действительно совершил что-то страшное. А ведь на его счету всего два «преступления»: Максим отказался поступать в институт по вашему выбору — раз, и женился на девушке, которая была замужем за его другом, — два. И все…

— Нет, не все! — тихо воскликнули старички. — Совсем не все!

Отец Максима кивнул матери, и маленькая седенькая старушка скрылась в комнатах. В кухне стало тихо, и эта тишина невольно заставила меня вслушиваться в то, что происходило в квартире. А там возник торопливый разговор, кто-то кого-то уговаривал, убеждал в чем-то, а убеждаемый не соглашался… Наконец послышались шаги; в проеме кухни появилась худая женщина с усталым, бесцветным от отсутствия косметики лицом. Тусклые волосы собраны на затылке в «конский хвост» простой резинкой. Вылинявшие джинсы, бесформенная майка. Нет, она не была ни грязной, ни неопрятной — скорее женщиной, которая забыла о том, что она женщина. Ей было все равно, как она выглядит, — странно, а ведь она была еще молода…

— Познакомьтесь, — предложила старушка. — Это Ия.

Мне стоило больших усилий остаться (хотя бы внешне) спокойной. Ия! Первая жена Максима! В памяти промелькнул рассказ Гонопольской: «Со своей женой Максим разобрался сразу — развелся в два счета и отступного-то ей не очень большого дал, а она много и не просила, недаром про нее все в один голос говорили — дура …» Почему же я тогда сразу не отметила в уме, что эта Ия — одна из главных претендентов на роль убийцы? Брошенная жена, да еще обманутая в своих ожиданиях, выходила за миллионера и осталась на бобах… Да обиженная жена может не только отравленные сигары подсунуть.

— Очень приятно, — пробормотала я.

— Здравствуйте, — прошелестела Ия.

Нет, пожалуй, эта травить не станет. Совсем забитой выглядит. Серая мышка.

А старички тем временем говорили:

— Ия — наша дочь. От Максима мы отказались сразу, потому что учили его быть мужчиной и всегда соблюдать десять заповедей. А также помнить, что, помимо этих заповедей, у человека еще должны быть совесть и… и обязательства. Даже перед теми, кого он разлюбил. Вот вы вспомнили, что Максим не пошел по стопам родителей, не стал врачом, как мы, как его дедушка с бабушкой, как вся наша семья… Это было для нас большим ударом, но со временем мы простили его. И может быть, даже поняли, что были к нему несправедливы. Но вот его другое преступление, а речь идет именно о преступлении, простить нельзя. Он бросил свою жену…

— Извините, но тысячи, даже, наверное, сотни тысяч, если не миллион, мужчин поступают так же…

— Мы всегда учили нашего сына не походить на «сотни других», всегда учили оставаться самим собой, а для этого первым делом нужна индивидуальность… Но вы не дослушали. Максим бросил свою жену — подлый, горький поступок, но, может быть, сам по себе он еще не преступление. Преступлением было другое.

— Что же?

— Преступление — это не признать своего ребенка. Никогда не навещать его, не дать ему своей фамилии, отказать ему в общении, делать несчастным свою плоть и кровь… и все это ради чего? Чтобы угодить какой-то молоденькой женщине с хорошеньким личиком. Которая к тому же за пять лет даже не подумала родить ему наследника!

Я мотнула головой. Встала. Посмотрела на Ию и снова села.

— У вас ребенок? — спросила я ее.

Она кивнула.

— От Максима? — опять спросила я. Хотя ответ и так уже был очевиден.

— Да.

— Сколько ему? Это мальчик?

— Да. Юрка. Скоро пять.

— То есть он родился уже после вашего развода?

— Когда муж ушел, я беременная была… Через шесть месяцев, на Пасху, Юра и родился.

— А… а где он?

— Во дворе… играет.

Вид у Ии был совсем не такой, как расписывала Марина. Ни зеленых волос, ни жадного, сильно накрашенного рта, ничего вызывающего в наряде или поведении. Обычная, увы, слишком обычная женщина, уставшая от жизни и давно потерявшая надежду на личное счастье. Тени под глазами, желтоватая бледность — похоже, что мужчины у нее не было уже несколько лет, а ведь она еще молода…