Марина Серова - Клеймо роскоши

— Ладно, все ясно, — кивнула я, — с мелочью я разберусь, а вот крупные камни… Мне бы хоть какое-то описание, как они выглядели, чтоб быть уверенной на сто процентов. Были какие-то особые приметы?

— У меня есть их фотографии, — ювелир показал мне флешку, — все здесь. Файл называется «Волхвы». Я когда на них посмотрел, то у меня по какой-то причине возникли эти библейские ассоциации.

— Бывает. — Я выхватила у него флешку и вставила ее в порт своего ноутбука.

— Остальные файлы не открывайте, — торопливо предупредил ювелир, выглядывая из-под столешницы, держась за край стола и подтягиваясь на носочках.

— Я не любопытная, — бросила я спокойно, в то время как пальцы бегали по клавиатуре компьютера.

На жидкокристаллическом экране развернулись цветные фотографии отличного качества. Кристалл изумруда, напоминающий карандаш, торчал из куска матрицы — белой слюды. Он как бы рос из нее — зеленый стебель инопланетного растения толщиной с человеческую руку. Ровный, чуть с синевой цвет, приятный глазу. Трещины и какие-либо дефекты на поверхности кристалла не просматривались, но по форме основания я бы все равно смогла отличить этот от десятка других. На второй фотографии было нечто красно-зеленое, ощетинившееся лесом игл. Морской еж, да и только. В отличие от спокойного изумруда александрит выглядел довольно агрессивным. Я увеличила фотографию, насколько это было возможно, и увидела, что у кристалла отломано несколько игл. По этим сколам идентифицировать его — минутное дело. Сложнее обстояло дело с сапфиром. Просто сиреневая каменюка округлой формы. Ничего примечательного, только размер с голову ребенка.

— Да, камни приметные, если они мне попадутся, то непременно узнаю, — сказала я, возвращая Павлову флешку.

— Только найдите их, — жалостливо протянул Павлов.

— Найду, — пообещала я и перешла к более животрепещущим вопросам: — Викентий Иванович, возвращаясь к смерти вашего начальника службы безопасности, ответьте, кто опознал его тело, если Ухлин был без сознания, а охранники убиты? Что, один из тех, кого вы послали на поиски пропавших сотрудников?

— Ну да, — кивнул головой Павлов. — Они ж из нашей охраны, поэтому знали и Диму, и Рустама. Рустама, конечно, опознать было трудно, потому что лицевые кости оказались раздроблены от ударов биты. Лица практически нет. Узнали, кто это, только по документам в кармане.

— Не нравится мне все это, — пожаловалась я хмуро. Ювелир перехватил мой взгляд, на секунду задумался, а затем протянул понимающе:

— Думаете, Рамазанов инсценировал свою смерть и скрылся, прихватив с собой камни и деньги?

— Эта версия очень похожа на правду, — согласилась я, — мне бы только взглянуть на фотографии с места преступления, сделанные милицией, и я бы сказала точнее. Одно бесспорно — его забили битой не в поезде. Возможно, он уже был мертв, когда ему уродовали лицо.

— Почему вы думаете, что все было не в поезде? — удивленно спросил ювелир.

— Потому что в купе битой особенно не помашешь. Тесно слишком, — пояснила я. — Если лицо изуродовано до неузнаваемости, то имели место многократные вдавленные переломы черепа. Ваши люди сказали о бите, следовательно, они видели уже ранее следы биты, которые остаются на теле человека после удара. Их невозможно перепутать со следами от утюга, топора или молотка. Обух топора, например, оставляет следы в виде буквы «П». Утюг — линейные раны от ребра, в виде звезды от острого кончика или округлой формы со значительным размозжением мягких тканей от плоской боковой поверхности. Только последний вариант напоминает следы от бейсбольной биты, но и то отдаленно. Значит, бита. А чтоб битой дробить кости, взрослому мужчине нужен хороший замах. Не карлик же его убил, извините. — Я осеклась, почувствовав неловкость.

— Ничего, я не обиделся, продолжайте, — потребовал Павлов.

— План действий таков: сейчас, — я посмотрела на часы, — буквально где-то через сорок минут я отправляюсь на встречу с вашим «другом» Карпушкиным. Постараюсь вытянуть из него ваши камни. Если он был в связке с Рамазановым, то не устоит перед соблазном спихнуть мне краденое. Вот тогда мы и выясним — кто есть кто.

— Думаете, он так вам их и выложит, — с сомнением посмотрел на меня Павлов, — вы его не знаете. Это еще тот сукин сын. Взгляд рентген и хладнокровный, как лягушка.

— Я буду очень убедительной, и он не устоит перед моим очарованием, — пообещала я, выключая компьютер. — В общем, сейчас я гримируюсь, еду к нему, раскалываю, возвращаюсь с победой. Если не выгорит, буду поднимать старые связи в милиции, проверим, чей труп обнаружили в поезде, и уж от этого будем плясать. Ну это уже потом.