Марина Серова - Кризис жанра

Тем временем я, Александр и Агеева выписались из больницы и переехали в дом Алисы Юрьевны. Агеева продолжила оформление бумаг, а я усердно тренировалась, восстанавливая физическую форму. На душе было неспокойно из-за затянувшегося расследования. Глеб, даже парализованный и в тюремной больнице, представлял для жизни моего подопечного большую опасность. Один раз он уже возродился из мертвых, может, и теперь сумеет подняться на ноги, сбежать! Дни напролет я искала выход из создавшегося положения. Не пробираться же мне в больницу, чтобы придушить его подушкой? Впечатлительная Агеева поделилась со мной, что не может спать. Ей все время мерещится Глеб, проникающий в дом. Я пообещала, что смогу защитить ее и Александра, буду рядом с ними до самого отъезда за границу. Агеева предложила ехать с ними, сказала, что сможет хоть сейчас начать оформлять для меня визу, но я отказалась, объяснив свое поведение патриотизмом.

Одним солнечным субботним утром мне позвонил Земляной и предложил встретиться. Мы встретились в кафе, и он ни с того ни с сего завел разговор о ходе расследования.

— Я в курсе, — оборвала я его повествование, — держу, так сказать, руку на пульсе.

— Вчера я ткнул в морду этому уроду отчет генетической экспертизы, а он только рассмеялся. — Расстроенный Земляной залпом осушил кружку пива, выдохнул: — Представляете, Евгения Максимовна, он сказал, что на самом деле он — внебрачный сын Корноухова-старшего и сводный брат Глеба и Всеволода! Проверить ничего не удастся, так как Джумгалиев, личность которого себе взял Глеб, был одиноким, часто переезжал с места на место, работал где придется. В общем, был невидимкой при жизни. Ни друзей, ни любимой женщины — никого. Скорее всего, он уже давно мертв, а его документы и личность забрал себе Глеб.

— История печальная, но зачем вы это мне рассказываете? — поинтересовалась я в недоумении.

— Потому, что мне надо во что бы то ни стало расколоть этого Глеба-Рашида, вот только все мои методы не дали результата. Он просто кремень, — пожаловался Земляной, рукой провел по седеющим волосам и устало посмотрел на меня. — При хорошем адвокате он получит по минимуму за превышение пределов самообороны. Ну нет больше никаких доказательств! Ну, еще на оружии его отпечатки — это незаконное хранение. Могу поклясться, что через несколько лет Глеба выпустят за хорошее поведение.

— Говорите прямо, к чему вы клоните, — потребовала я.

— У меня, если честно, есть идея, как его расколоть, но для этого потребуется ваша помощь, — признался следователь. — Взамен вам не предъявят никаких обвинений, и вообще я приложу все силы, чтобы вы были ни при чем. Что, согласны?

— В зависимости от того, что за план, — уклончиво ответила я.

Заказав еще кружку пива и какой-то крабовый салат, Земляной не спеша изложил свою идею. Мне понравилось. Естественно, имелись недостатки, и совместно мы их устранили.

Кое-что добавили, отшлифовали шероховатости. Получившийся в результате план решал все мои проблемы.

— Вас не вздрючат за самодеятельность? — поинтересовалась я на прощанье у следователя.

— Меня вздрючат, если я не доведу это дело до конца, — ответил он, горько улыбаясь, — начальство уже заездило. Еще и Интерпол. Этого французишку собираются экстрадировать. Наши артачатся, но чутье подсказывает, что уступят. Здесь большая политика.

— Тогда встретимся без пятнадцати двенадцать, — мне надоело слушать его жалобы: будто у меня самой не жизнь, а сказка.

— Да, я все подготовлю, — кивнул он.

Когда я вернулась в особняк Агеевой, Алиса Юрьевна радостно сообщила, что закончила оформление документов на усыновление, а также пришли бумаги из Бразилии. Надо вылетать и вступать в права наследства.

— Если повезет, то я сегодня вечером решу вашу последнюю проблему, — решила я не оставаться в долгу.

— Что вы имеете в виду? — наморщила лоб Агеева.

— Глеб. Я разберусь с Глебом, — пояснила я.

— Убьете? — понизив голос, произнесла она.

— Я не киллер, — был мой ответ, — есть способы и получше.

В больничной палате царила полная темнота. Оснащенная прибором ночного видения, я прокралась к постели Глеба. Ни один звук не выдал моего присутствия, тем не менее бандит проснулся и истошно заорал. Быстро выдернув у него из-под головы подушку, я накрыла Глебу лицо и подержала так, пока он не потерял сознание. Потом я отбросила подушку в сторону, прошла к стене и включила половину освещения в палате. Он должен видеть мое лицо, когда очнется. Привязывая руки бандита к боковым перекладинам кровати, я осмотрелась. В палате имелись еще две койки, пустовавшие в данный момент, старый обшарпанный стол и больше ничего. Глеб закашлялся, дернулся. Я с безразличным выражением глянула на него, наполняя из пузырька шприц.