Марина Серова - Продавец цветов

Рассуждая о смене времен года и погоде, я смотрела в окно на пронзительно-голубое небо и щурилась от ярких солнечных лучей. Однако картина пробуждающейся природы и радовала мой взгляд, и одновременно будила воспоминания, где радость от подобного зрелища была отравлена удушливым смрадом гари, запахом еще дымящейся теплой крови и парализующим, всепроникающим страхом.

В это время года при виде звенящей беспредельной глубины неба в моей памяти часто всплывали картины весны в горах. Это непередаваемое по красоте и эмоциональному впечатлению зрелище. Уверена, что, увидев его в своей жизни хоть однажды, ни один человек уже никогда не забудет ни устремленных ввысь и подпирающих небо вершин, ни распускающихся бутонов горных цветов, ни поражающих воображение своей плотностью туманов и облаков, где начинаешь чувствовать себя мухой, барахтающейся в стакане молока.

Однако обстоятельства, при которых мне приходилось видеть горы Афганистана, Кавказа и другие, вовсе не располагали к философскому созерцанию природы. И причина этого заключалась в том, что бывать там мне приходилось не в качестве туриста, а в составе специального отряда «Сигма». И каждый раз наша миссия сводилась к выполнению боевых спецопераций. И поэтому горные вершины автоматически превращались в «господствующие высоты», пробивающаяся весенняя трава — в «зеленку», молочные туманы — в «сложные метеорологические условия». А блестящие зеленые мухи изумрудно поблескивали главным образом на глазах покойников, которые бессмысленно глядели в небо и не замечали окружающих их красот. И именно поэтому воспоминания о прекрасных пейзажах каждый раз оказывались затушеваны мутной ртутной пеленой.

В «Сигму» я попала после окончания специализированного закрытого учебного заведения, находящегося под непосредственным кураторством самых высоких военных и правительственных чинов. Заведение имело длинное и не удобовыговариваемое название. Но концовка звучала четко и отрывисто, как барабанная дробь: «Имени Климента Ефремовича Ворошилова». Поэтому мы — его слушатели и слушательницы, да и не только мы, называли его просто и лаконично — «Ворошиловка».

Специальность, которой там обучали, имела множество предметов и курсов. А также подразумевала овладение многими специфическими прикладными навыками: умением виртуозно пользоваться любым оружием, знать подрывное дело, водить все, что способно двигаться, владеть приемами боевых искусств, знать несколько языков и многое другое. В целом же официально эта специальность числилась под наименованием «разведывательно-диверсионной работы».

— Что ты так в окно-то смотришь? Того и гляди скоро дырку в стекле проглядишь. Может, ждешь кого-нибудь? — со скрытой надеждой в голосе спросила тетя Мила, подойдя ко мне сзади.

— Нет, тетя, — ответила я, лениво отбиваясь от ее очередного намека о необходимости бросить свою не слишком спокойную работу и заняться устройством личной жизни, — я никого не жду. А смотрю просто потому, что весна.

В тетином вопросе заключался ее внутренний протест против той деятельности, которой я занималась в Тарасове. Хотя эта деятельность, надо сказать, была весьма и весьма небезуспешна и уже приносила ощутимые плоды, выраженные материально. После того, как в бывшем Советском Союзе власть подобно эстафетной палочке начала перебрасываться из одних рук в другие, на «Сигму» стали сыпаться настолько противоречивые приказы, что впору было подумать, что отдает их истеричная женщина в период интенсивных магнитных бурь. А на отряде это сказывалось только одним — ростом числа людских потерь.

В конце концов, устав терять товарищей в угоду амбиций руководства, где каждый всего лишь пытался оттяпать кусок пирога побольше только лично для себя, многие положили на стол начальству рапорты об уходе. Я тоже была в их числе.

После ухода из отряда каждый занимался кто чем мог. Я же уехала к тете в Тарасов — большой областной центр на Волге, где встала перед выбором: либо выйти замуж и сделаться обычной домохозяйкой, либо устроить свою жизнь как-то иначе. Однако после разнообразных и далеко не слабых встрясок, которые выпали на долю моей нервной системы, и громадного числа сильнейших впечатлений, полученных в «Сигме», участь домохозяйки показалась мне тоскливым, без намека на малейший просвет болотом серой обыденности. Поэтому после очень непродолжительных раздумий я, совершенно уверенная в собственной правоте, выбрала второе — «как-то иначе».