Марина Серова - Угнать за 30 секунд

– Ну, пойдем поговорим, что ли, дамский угодник. Как жизнь? Как сам-то? Покушал ли шашлыков на дачке? Ну что ты моргаешь, сволочь? Не ожидал визита дамы в такой прекрасный день?

Его губы дрогнули. Со лба на щеку скатилась крупная капля пота. Он уперся спиной в стену прихожей, и я с грохотом захлопнула за собой дверь.

– Но ты же… тебя же… – бормотал мой «гусар».

– Можешь считать, что я воскресла, – сказала я. – И больше не будем к этому возвращаться. Лады? Вот и чудесно. Лучше поговорим о тебе, мой милый Борис Ильич Корчевников, выпускник Ленинградской академии ВВС, ныне Санкт-Петербургского института переподготовки летных кадров. Ты ведь у нас заслуженный человек, Боря. Галантный, что очень важно для дам. Ты даже убивал меня вежливо, с прибаутками. Помню, как ты сожалел, что вынужден меня убить. Говорил даже, что готов на мне чуть ли не жениться. Теперь у тебя, мой милый Боря, есть шанс. – Дулом пистолета я отодвинула с его лба прилипшие прядки волос и продолжала: – Да, у тебя есть прекрасный шанс. Ты отвечаешь на все мои вопросы, и тогда у нас будут согласие да любовь. Понятно тебе, ухарь?

– Ты меня не так поняла, – заговорил он. – Честное слово, это недоразумение, и я легко объясню…

– Легко? Да, без сомнения. Ты вообще все делаешь легко, вдохновенно. К примеру, убиваешь. Это, Борис, ты, кажется, освоил лучше всего. Как и твой коллега Николай, который, помнится, пережил клиническую смерть… Он, если я не ошибаюсь, очень сочувственно рассказывал о том, как некая плита свалилась на машину Вадика Косинова. И, как и следовало ожидать, раздавила ее.

– Ты влезла не в свое дело… – начал было Корчевников, но я коротко, без замаха, ткнула кулаком свободной руки ему в солнечное сплетение, отчего у него безнадежно перехватило дыхание и он вынужден был некоторое время, скорчившись, хватать воздух широко открытым ртом.

– Ах, не мое дело… – усмехнулась я. – Конечно, не мое. Мое дело, по твоей мысли, – лежать на дне омута в иле и скромно так, непритязательно разлагаться. Это ясно. Только ты уж меня извини, я несколько выбилась из графика.

– Но как тебе удалось…

– Вставила жабры, – снова перебила его я. – Кстати, если ты будешь изображать из себя дурачка, я и тебя жабрами обеспечу.

– Как… это?

– А я еще и сама не знаю, – с нарочитой беспечностью отозвалась я. – Поглядим. В общем, Боря, располагайся и рассказывай. Кто меня заказал, зачем и кто давал тебе инструкции. Пока что на повестке дня эти вопросы.

Он поднял обе руки, обратив ко мне раскрытые ладони. Как будто хотел таким образом защититься от пули.

– Ну же, сволочь, – произнесла я нежным, прямо-таки бархатным голосом, – у нас так хорошо складывался разговор там, на подъезде к Ровному, а теперь вот такая незадача. Ну как неродные мы с тобой. Тебя, наверное, смущает пистолет в моей руке. Не проблема. Я его положу на журнальный столик. Вот так.

И я положила «беретту» на стопку журналов и газет, верхнюю из которых, верно, читал любезный Борис до моего неожиданного появления.

– Да, вот так, – повторила я.

– Вот так… – пробормотал «гусар», глядя куда-то через мое плечо. – Честно говоря, и не знаю, что тебе сказать, Женя. Этот злосчастный случай меня самого из колеи выбил, пойми. Ты ведь тоже… тебе же ведь приходилось исполнять примерно ту же работу, я знаю.

– Откуда?

– Оттуда, оттуда… – отозвался он мутно и вдруг резким движением – вслепую, не глядя! – попытался дотянуться до лежащего на столике пистолета.

На это я, откровенно говоря, и рассчитывала. Нужно было как-то взорвать застоявшееся, как болото, вялое течение беседы, которой вообще-то надлежало быть допросом.

Я выбросила вперед руку движением, каким выстреливает сжатая до отказа и вдруг отпущенная мощная пружина. Перехватив кисть Бориса у запястья, я резко рванула ее на излом и услышала короткий глухой хруст кости. Корчевников задергался, с его губ сорвался какой-то клокочущий всхлип. Он скрипнул зубами, на лице его, побагровевшем от напряжения, начали проступать сероватые пятна мертвенной бледности. Он даже на пару минут потерял дар речи и только булькал и качался взад-вперед, держа перед собой покалеченную руку, как держат младенца.

– Теперь ты понимаешь, что я пришла с тобой не в брачные игры играть, – жестко сказала я. – После следующей выходки, вне зависимости от того, в чем она будет заключаться – попытаешься ли опять переменить ситуацию в свою пользу или же будешь изворачиваться и врать, – я буду стрелять. Ты ведь знаешь, можно очень ловко выстрелить по коленной чашечке: соображать ты будешь прекрасно, болевого шока не наступит, и сознание останется ясным, как майская роса поутру, вот только боль… боль жуткая… Я могу тебе это устроить. Я вообще девчонка развитая, как тебе сказал, верно… Фомичев. Так или нет?