Марина Серова - Визит из преисподней

— Господи, расстреляли из огнеметов! — прошептал мой напарник.

В его широко раскрытых глазах плясали отсветы огня, пожиравшего того, кто приготовил такой же костер для него, моего Гришки Орлова…

Вот и все. Финита ля комедия! Артист сыграл свою последнюю роль.

Может, ты, Галантерейщик, и был гением злодейства, но оракулом оказался никудышным. Вот он, финал твоего спектакля… Занавес!

Экран погас. Орлов первым обрел дар речи:

— Что, твой Батыр совсем из ума выжил? Дать нам в руки такую улику… Или надо ожидать, что и с нами случится то же самое?

— В принципе не исключено. Но зачем бы ему тогда отваливать столько деньжищ?

Ответом нам был острый запах какой-то химии, исходящий от видеомагнитофона. Переглянувшись, мы бросились к нему и вытряхнули на пол дымящуюся кассету. Из нее посыпался серый прах: пленки больше не было… Она самоуничтожилась!

— Фантастика! — в один голос сказали мы с Григорием Васильевичем. Однако не такой уж он кондовый консерватор, этот кушумский «хан» Батыр…

Впечатления этого видеопросмотра не испортили нам ни планов, ни аппетита, и субботний ужин (плавно перешедший в воскресный завтрак) прошел в теплой и дружественной обстановке. И тут я дождалась второй благоприятной перемены.

— Слушай, золотко, — вспомнил Гриня, — а у меня ведь со вторника начинается сессия! За делами как-то недосуг было тебе сказать. Как ты смотришь на то, чтобы махнуть со мной в столицу? Если, конечно, не боишься общества скучного провинциального студента, корпящего над учебниками. Правда, на «Президент-отель» у меня бабок не хватит, но хорошенькую уютную квартирку на Кутузовском я тебе обещаю. Идет?

— Ах ты жмот! Это с двадцатью пятью тысячами баксов у тебя нет бабок на отель?!

— Знаешь что… — Он прищурился и даже поставил бокал. — Ты как хочешь, а мне грязных мафиозных денег не надо!

Вот чертов донкихот! А еще туда же — в бизнес метит… Но вслух я произнесла другое:

— Во-первых, нам их заплатили за святое дело, а какая разница — кто? Во-вторых, ты берешь их не у мафии, а у меня, значит, эти деньги уже «отмыты» и ваше благородие могут их тратить с чистой совестью. Так как?

— Ладно, уговорила. Только с условием: на тебя же их и потрачу!

— А это сколько угодно!

— Значит, решено — насчет Москвы? За Олега я теперь спокоен: завтра приезжает его сестра из Киева. С похоронами вроде бы тоже все улажено… Но в отелях все равно жить не будешь: я хочу быть только вдвоем и без всей этой мишуры!

— Ну, не знаю, не знаю… Со скучным провинциальным студентом, да еще и на скучной квартире…

— Зато по ночам обещаю веселую жизнь!

— Ну, так бы сразу и сказал! Когда едем?

— В понедельник, золотко. У тебя уйма времени, чтобы собраться. Кстати, насчет веселой жизни: не желаешь ли завтра прогуляться на сабантуй? Классное зрелище!

— Нет! Хватит с меня татарского колорита! Куда угодно, хоть в деревню Простоквашино, но в этом Кушуме ноги моей больше не будет!

— Ладно-ладно, пошутил… Пойду принесу лед.

Я взглянула в большое зеркало на свою самодовольную женскую сущность. И показала ей язык:

— А ведь я же предупреждала: только не влюбись!..

Мне не пришлось сожалеть о своих «московских каникулах». Конечно, разгар жаркого лета — не лучшее время для отдыха в Первопрестольной, и я, пожалуй, предпочла бы для отпуска что-нибудь более экзотическое и менее отечественное. Но Григорий Васильевич Орлов оказался убежденным патриотом своей родины, и о том, чтобы в ближайшее время вытащить его куда-нибудь подальше ближнего зарубежья, не могло быть и речи. И уж тем более не могло быть речи о том, чтобы поехать куда-то без него.

В уютной двухъярусной квартирке — правда, не на Кутузовском, а на Калининском проспекте — имелись кондиционеры, бассейн, который назывался тут ванной, и точно такая же широченная кровать с губковым матрацем, как на даче Бутковского. Так что у меня крайне редко возникало желание поискать веселой ночной жизни где-то за пределами этой квартиры. Тем более что Гриня был чертовски занят в своей академии, и мы только ночью и бывали вместе. А в том, чтобы иногда стирать своему супермену рубашки и варить для разнообразия щи, я неожиданно для себя даже нашла удовольствие. Плохо, когда это превращается в обязанность, в ежедневную каторгу.

Должно быть, поэтому я не торопила особенно еще одну — и главную — «благоприятную перемену» в своей жизни. Но чувствовала, что такой махровый собственник, как Гриня, очень скоро поставит вопрос ребром.