Марина Серова - За что боролись…

— Ну, ты у нас вообще космополит, Аркадий Иосифович, — довольно фамильярно произнес Тимофеев, хлопнув его по плечу. Тот поморщился, косо глянул на зама по безопасности, но ничего не сказал.

— Хорошо, не будем тратить время на беспредметные разговоры, — сказал Анкутдинов по-английски, так как мистер Дональд Блэкмор уже в беспокойстве озирался вокруг из-за того, что не понимает ни слова из разговора своих торговых партнеров. — Сделка очень крупная, мистер Блэкмор, — продолжал Анкутдинов, — ибо речь идет о серьезнейшем научном эксперименте. Думаю, кое-какие основные детали господин Лейсман вам сообщил.

— О, да, — ответил американец, — мистер Лейсман действительно говорил об удивительном проекте. Проект «Five-flyes» … как это звучит по-русски, Энди? — обратился он к Ставицкому. — Красивое такое слово… «Светлячки», — с жутким акцентом повторил Блэкмор. — Мистер Лейсман говорил, что вами проведена огромная работа. Зачем же вы хотите продать ее результаты мне?

— В условиях российского рынка мы не найдем широкого применения идеям этого проекта; кроме того, сбыт продукции, воспроизведенной по расчетам математической модели проекта, будет затруднен вследствие высокой себестоимости полученного препарата.

— Какова его цена?

— Приблизительно около трехсот, даже четырехсот долларов за грамм. Мы имели опыт продаж на местном рынке — около ста шестидесяти долларов за грамм, но это были пробные промежуточные образцы на пути к окончательной формуле.

— А сколько у вас стоит кокаин? — спросил американец.

— Примерно столько же.

— Да нет, — ответил Лейсман, — даже меньше пробных образцов. Так что в России ближайшие десять лет наладить рынок сбыта будет очень сложно.

— Где человек, синтезировавший препарат? Я смогу встретиться с ним?

— Если пожелаете, вы можете даже купить его, — внезапно произнес Тимофеев.

— То есть как — купить?

— Как покупают недвижимость.

— Простите, я не понимаю русского юмора. Особенно касательно серьезного бизнеса, где юмор вообще неуместен.

— Мы можем передать его вам, и он последует за вами в Штаты, — пояснил Анкутдинов. — Мы обговорим это особо. Не спешите отказываться, мистер Блэкмор, проект «Светлячки» достаточно сложен и нуждается в популяризации.

— Прежде чем платить обговоренные двадцать миллионов долларов, я должен увидеть все собственными глазами, — веско отчеканил американец. — Где и когда я смогу это сделать?

— Завтра, — ответил Анкутдинов. — В центре синтеза перцептина. Вы увидите также изобретателя препарата и основного разработчика проекта — разумеется, все это в одном лице.

— Все детали контракта, я полагаю, завтра, — уже мягче проговорил Блэкмор. — Если все действительно так, как говорил мистер Лейсман, то, думаю, мы договоримся.

— Дискета с данными по проекту уже подготовлена, — сказал Анкутдинов.

— Какой срок на завтра?

— В полдень за вами в гостиницу заедет господин Тимофеев. — Анкутдинов указал на стоявшего поодаль вице-шефа секьюрити «Атланта-Росс». — Он и доставит вас на место, где уже будут господин Лейсман и ваш покорный слуга.

— О’кей, — сказал американец. — Благодарю за замечательный вечер. Мистер Ставицки!

— Да, сэр?

— Согласуйте с мистером Тимофеевым все подробности завтрашней поездки.

— Вы нам не доверяете? — улыбнулся Анкутдинов.

— Я мало знаю русских, но то, что я о них знаю, заставляет меня быть осторожным. Надеюсь, сэр, вы развеете миф о «русской рулетке» вашего бизнеса, — вежливо ответил американец.

Когда иностранцы ушли, сопровождаемые Лейсманом, Анкутдинов взглянул на Тимофеева.

— Выгорит?

— Выгорит. Я думаю, америкашка заплатит.

— Скорей бы. Надо развязаться с этим полоумным Светлячком и всем его проектом. Мы уже достаточно наследили.

— Да уж, — буркнул Тимофеев, — особенно после того, как новаченковские идиоты упустили «светлячков».

— Троих-то сделали.

— А еще трое остались.

— Может, черт с ними? Пусть живут, — махнул рукой Анкутдинов. — Они же ничего не знают.

— Да неужели? Нет, не нужно свидетелей.

— Может, и Иванову тогда? — с иронией спросил Тимур.

— Там будет видно. Если полезет на рожон, лично займусь ею.

— Ладно, поехали отсюда.

Я проснулась около десяти с тяжелой головой от чьего-то ощутимого толчка в плечо.

— Вставай, Эркюль Пуаро, тебя ждут великие дела, — раздался надо мной звучный и мрачный голос Кузнецова. Трезвого и серьезного.