Марина Серова - Кошелек или жизнь?

Наверное, мы были похожи на сбежавших из психушки — молчаливые «он» и «она» с черной собакой на поводке.

— Ой, вы тоже искать что-нибудь будете? — встретила меня в дверях «Реченьки» Марья Ивановна со своей дохлой косицей на голове. — Здесь такое было, такое после тебя было!

— Чего было-то? — Я тоже невольно перешла на шепот.

— Из милиции приходили, офис ихний вскрывали, все опечатывали. Допрос устраивали — кто такие да чем занимались… Потом пломбу на дверь поставили. Все, мне конец, конец пришел, — вдруг тонко простонала Марья Ивановна.

— Вы-то тут при чем? — удивилась я.

— Да как при чем? Меня Пал Палыч точно теперь с работы турнет, вы его не знаете…

— Это уж точно, не знаем — а кто он такой?

— Начальник наш, по всем гостиничным хозяйствам города. Он нам разрешает негласно фирмы разные пускать — но чтобы чисто все было, без шума. А если что-нибудь такое — то сразу делает вид, что сам ни при чем, администрацию увольняет. Чего же я тепереча делать буду? И Галка в один день без работы осталась, и я сама тоже… Недаром мне крестная на картах когда гадала, говорила про неприятности в казенном доме, а я только посмеялась…

Я невольно вспомнила свои утренние размышления. Кто-то верит в гороскоп, другой — в предсказания синоптиков, Марья Ивановна теперь, похоже, до конца дней будет верить в карты и заставлять крестную гадать по любому случаю. А во что я верю? Ах да, я верю, что меня ждет удача — так сказали магические кости, громыхающие в замшевом мешочке. По идее, нужно бы только сидеть и ждать, когда у Володьки «туристы» как следует разговорятся, — так нет же, все равно на месте не сидится. Что это за характер такой у тебя, Таня Иванова, неуемный?

— И Галка сама не своя — прибежала, вся трясется, говорит, мы, мама, с тобой с бандитами связались, сами стали бандитками из-за денег. А какие у меня такие деньги? Я только глаза на все закрывала, а деньги Пал Палычу текут из нашей «Реченьки» бурной реченькой…

Надо же, этой Марье Ивановне только стихи сочинять или песни исполнять народные — вон как складно излагает.

— А где сейчас дочь ваша? — спросила я «певицу».

— Убегла. В глаза матери ни за что ни про что наплевала — и убегла. Как будто мне легко. Я все думаю, если еще пониже, до самого дна дело дойдет, то и Пал Палычу самому может влететь как следует…

Вообще-то, я не совсем поняла, что она имела в виду — тоже какая-нибудь народная припевка, что ли, про дно?

— До какого дна? — решила я все же на всякий случай уточнить.

— Да внизу, в банях этих, где с девками парятся. Мне Пал Палыч сразу сказал — ты в это дело даже не суйся, сделай вид, что ослепла и оглохла — здесь свои дела, даже и не мои. Там его знакомая, эта самая Эльвира, всем заправляет. Я только Богу молюсь, как бы не спалили или не убили кого — а то ведь все на меня навесят…

— Вы про номер не забыли? Триста четырнадцатый, по соседству? Проводите вот этого мужчину с собакой, он там пока побудет, — сказала я, а Николаю шепнула: — Ждите меня там, я на разведку.

— Вообще-то, мы с собаками не селим, обычно…

— Ничего себе, обычно, — подал голос Николай, и его представительный бас подействовал на Марью Ивановну еще почище моих красных удостоверений.

— Ну конечно, какое там, — закивала она и повела моих спутников по знакомой лестнице.

Эльвира сидела на том же самом месте на высоком стуле в баре, где я ее оставила, — словно привинченная. Я сразу узнала этот странный силуэт в блестящей кофточке и с пышным начесом на голове. Теперь в баре был включен свет, и я могла разглядеть ее подробнее, эту нерусскую женщину с острым профилем и густо подведенными глазами. Она разговаривала с каким-то мужчиной на гортанном, незнакомом мне языке и, только когда я дотронулась до ее плеча, недовольно оглянулась.

— Чего надо? — спросила удивленно. Ясно было, что она уже забыла и меня, и наш первый разговор.

— Поговорить, — сказала я спокойно.

— Па-да-жди, дорогуша, — ответила Эльвира, на восточный манер растягивая слоги. — Па-а-асиди вон там, я сейчас подойду.

Сев за столик, к которому сразу же подбежала официантка и шустро принесла мне кофе, сок и бутерброд с семгой, я обдумывала, как лучше построить разговор с Эльвирой. Собственно, у меня и мыслей на этот счет никаких особых не было. Ну что я знаю? Только то, что эта Эльвира дружила с «туристами», что вполне естественно, — наверняка они были ее постоянными клиентами. Возможно, она участвовала в каких-то их делах, но это еще нужно доказать. Покоя не давали слова Стасика, наверное, Эльвира что-то знает. Или болтал просто черт знает что в своем наркотическом бреду? Но почему именно про нее? Вряд ли его в этот момент интересовала какая-нибудь другая тема, кроме жизни или смерти отчима. Ведь даже со своей Смертью он говорил именно об этом. Некоторые свои, самые грязные дела Макс делал, посвящая лишь узкий круг людей. Может, так и спросить напрямую, снова вынуть красную книжечку?