Марина Серова - Опасная связь

На крыльцо между тем высыпали люди.

Наши загрязненные фигурки вызвали оживленное обсуждение.

Однако подходить к нам народ побаивался, как к зачумленным.

Среди глазеющих я приметила и Федора Конева.

Молодой человек с загадочной улыбкой смотрел на меня, время от времени насмешливо переводя взгляд на Романа Геннадьевича Веретенникова.

Послышался звук милицейской сирены.

Толстый капитан и худой лейтенант быстро опросили нас, но фактов, которые мы изложили, для милиции оказалось явно недостаточно.

Составив протокол, занявший немного, всего полстранички, раздосадованные представители правопорядка удалились.

Но появились новые персонажи, проявлявшие активный интерес к такому событию.

А именно — журналисты.

С прессой, предводительствуемой косоглазой девицей в лохматых брюках, Веретенников наотрез отказался разговаривать.

— Но мы же четвертая власть! — негодовала девушка с блокнотом.

Диктофонов в этой глуши, судя по всему, не водилось.

— И вторая древнейшая профессия, — пробурчал Роман Геннадьевич, усаживаясь в автомобиль.

— Еще и обзывается, — послышался нам вслед обиженный окрик девушки.

Но машина уже катила прочь от места происшествия.

Веретенников был хмур и молчалив.

Казалось, он недоволен тем, что остался в живых.

Или, по крайней мере, тем, что активно не включился в перестрелку.

Обидно иногда не проявить мужественность.

Но не стоит же так убиваться.

Я сидела, опустив голову на спинку заднего сиденья, погруженная в свои мысли.

Покушение казалось мне странным, каким-то выдуманным, неестественным событием.

Как в таком маленьком городе можно стрелять на улице среди бела дня?

Ведь если в областных центрах все всё знают (кроме милиции, разумеется, да ей и не положено все знать, иначе в чем же будет заключаться ее работа?), то как следует расценивать это здесь в районном центре?

Да и иномарок здесь — раз, два и обчелся.

Похоже, Роман Геннадьевич напрасно так переживал за собственную жизнь.

Никто и не собирался нас убивать.

А очередь из автомата была своеобразной репликой в диалоге с убийцей.

Диалоге, который начался с моим приездом.

Вскоре наш автомобиль остановился возле небольшого парка, который скорее напоминал запущенный сад, обнесенный невысоким забором.

Огромные стволы яблонь с листвой, порядком изъеденной гусеницами, возвышались стройными рядами и терялись где-то вдали.

В воздухе был растворен сладкий и тягучий аромат роз — на клумбах росли только красные цветы.

— Нам сюда, — пригласил меня Веретенников, толкая скрипучую железную калитку.

Сюда так сюда.

Передо мной змеилась широкая тропинка, петляющая между деревьями.

— Это что — владения покойницы? — спросила я, стараясь прикинуть в уме размеры территории приусадебного участка.

— Совершенно верно, — подтвердил Веретенников. — Раиса любила покой…

Действительно, сад был очень тихий.

Плодовые деревья составляли незначительную его часть, грядок вовсе не наблюдалось.

На стволе толстой березы и на соседнем дереве я заметила углубления, должно быть, след от веревок гамака.

Короче, сад был скорее местом отдыха, да и рука садовника явно не касалась этого зеленого царства.

А дом был расположен в самом центре участка.

На первый взгляд, особнячок ничем особенным не выделялся.

Обычный одноэтажный домик, только слегка вытянутый в длину.

Это было, пожалуй, намного аристократичнее, нежели новострой на бывших колхозных полях.

Грустно видеть, господа, как навороченные замки богатеев смотрят огромными окнами друг другу в тылы и фасады, теснясь на микроскопическом пространстве.

— Милиция уже все осмотрела, так что вы вряд ли найдете что-нибудь интересное, — предупредил меня Веретенников.

— Уже нашла, — нагнулась я к земле.

Возле кучи палых листьев лежал небольшой темно-коричневый окурок.

Однако сигара.

И, вдобавок, испачканная помадой.

— Раиса Михайловна курила? — спросила я Веретенникова.

— Нет… — растерянно ответил тот. — Покойница очень пеклась о своем здоровье… На лыжах ездила зимой по полям… Купалась…

— Вы знаете в этом городе какую-нибудь даму, которая курит сигары? — показала я свою находку коммерческому директору «Рамиуса».

— Не припоминаю, — твердо ответил Веретенников.

Я усмехнулась.

Таким тоном обычно говорят во время допросов и чаще всего, когда лгут.