Марина Серова - Острая нить

— Большое спасибо! — крикнула я ему в спину, забралась в кабину к своим мужикам, Володя посигналил, и мы поехали.

На ходу они мне объяснили, что происходило, пока я обозревала окрестности с высоты птичьего полета.

— …Володька земляков тормознул, — закончил Алексей, отхлебнув воды из банки, утерся и передал емкость водителю. — А то бы куковали… Теперь до ближайшей станции техобслуживания на буксире волочиться. — Он неунывающе улыбнулся и полез куда-то к себе в сумку. — Рыбку сухую погрызем?

— А у тебя что? — заинтересованно откликнулся оказавшийся не у дел наш водитель.

— У меня чухонь, — ответил Алексей, доставая всем по рыбине.

Володя, придерживая руль, ловко начал было расправляться с сушеной рыбой, но вдруг тоскливо вздохнул:

— Эх, пивка бы!

— Но-но! Ты за рулем! — рассмеялся Алексей и покачал головой: — Быстро же мы привыкли к изобилию, да?.. Бывало, весь город объедешь и даже разливного пива не найдешь!

Мы жевали рыбу, запивали ее родниковой водой и болтали, а земляки-благодетели мчали наш грузовик к вожделенной мастерской.

…Через час-другой быстрой езды юный любитель пива с чухонью забеспокоился:

— Что это они без остановок шпарят? Размяться бы надо…

— Посигналь, — пожал плечами Лешка, доставая из бездонной сумки очередную рыбину.

Володя посигналил.

Экипаж «локомотива» нашего автопоезда не внял гудку своего пассажира-земляка.

Володя посигналил еще — с тем же успехом.

— Вот, блин! — ругнулся он. — Оглохли они там, что ли?

— Ты забыл, какой у них двигатель? Да еще нас волокут! — объяснил Алексей.

Владимир покраснел и сказал, не глядя в мою сторону:

— Ну, Леха, удружил ты своей рыбой… Сколько можно водищи-то хлестать! Отлить пора!

Мы с Алексеем невольно хмыкнули.

— Терпи, казак! — вздохнув, посоветовал своему юному другу умудренный опытом сотрудник охранного предприятия «Щит».

— Мог бы терпеть — молчал бы, — угрюмо буркнул наш водитель, упорно глядя прямо перед собой.

— Как же быть? — вслух задумался Алексей и, помолчав минутку, рубанул: — Ладно. Сейчас по-своему посигналю.

Я не поверила своим глазам: Лешка выставил в открытое окно дуло своего помпового ружья и шандарахнул — раз, другой.

Автопоезд покатил еще быстрее.

Володька, застыв лицом, вцепился в руль обеими руками…

…Его мучения окончились минут через пятнадцать, когда мы подъехали к какой-то обшарпанной мастерской. Наш несчастный шофер еще на ходу выскочил из машины и помчался к ближайшим кустам.

Экипаж грузовика-буксировщика в составе двух деревенского вида мужичков начал расстыковывать сцепку.

Алексей, поблагодарив их за помощь, поинтересовался:

— Мы вам гудели — не слышали?

— Не-а, — качнул головой тот, что стоял ближе, и достал сигарету.

— И выстрелов не слышали?

— Ну! — чиркая спичкой, подтвердил Володькин знакомый. — Слышу: стреляют где-то сзади. Дай-ка, думаю, на всякий случай газку прибавлю… — Шофер затянулся.

— Это мы вам знак подать хотели. — Алексей в сердцах махнул рукой. — Володьке приспичило, чуть не умер парень!

— Н-ну н-надо же! — растягивая согласные, сокрушенно и степенно удивился наш собеседник.

Подошел счастливый Владимир. Земляки похлопали его по плечу, прося прощения, и оставили нас ремонтироваться, а сами умчались.

На наше счастье, ремонт оказался недолгим, и уже через час мы опять выехали на свою дорогу.

Володя гнал, наверстывая упущенное время, и опять начался «вибромассаж».

Когда «КамАЗ» на полном ходу «поймал» особенно глубокую рытвину, я вдруг задохнулась от боли.

В левый бок мне словно вонзилась ледяная игла.

Папа долго уговаривал меня порулить. Я отказывалась: было страшно в первый раз садиться на водительское место…

Отец мечтал о машине полжизни, но купил, только получив наследство родителей. Белые «Жигули» пятой модели стали, как это бывает очень часто, его гордостью, его любовью… А я относилась к автомобилю утилитарно — капризная, шумная и вонючая железяка, которую следует терпеть лишь потому, что она позволяет быстро куда-нибудь добраться. Это потом к основной функции самоходных телег в моих глазах добавились вопросы престижа, эстетики, материальной ценности… А тогда, в детстве, я просто видела, как папа дорожит своим приобретением, как сокрушается, прозевав кочку или неудачно переключив скорость, как злится, когда кто-то нарушает правила.

И я больше боялась не встречных машин, а рытвин на дороге. Каждую «пойманную» мной ямку он комментировал горестным возгласом. Я очень хорошо его понимала, но, согласитесь, реагировать и на дорогу, и на отца-пассажира — занятие, как говорила одна историческая личность, архисложное, особенно для юного создания.