Марина Серова: Поиграли и хватит

Черт!!! Не хватало мне еще, ко всем волнениям, разбитого лба!

Резко дернувшись, электричка замерла возле очередной безымянной платформы. Боже мой, у каждого столба останавливается… Я была в полной уверенности, что в чернильной черноте за окнами вагона нет ни единого идиота, который, понадеявшись на последнюю электричку, проторчал бы на своей фазенде допоздна. Конец сентября никак не назовешь пиком дачного сезона; видимо, сорок минут назад я стала последним — восьмым идиотом, отправившимся в ночное путешествие.

Однако я сильно ошиблась! Из тамбура послышались голоса, потом замелькали тени. И в тот момент, когда поезд тронулся с места, в вагон ввалилась целая компания. Да какая! Она была настолько примечательна, что даже я враз позабыла о своих растрепанных чувствах.

Вошедшие, а их было четверо, разместились неподалеку от меня. Мне было прекрасно их видно. Ничего себе! Для моего родного города Тарасова, еще не так давно закрытого для иностранцев, негры уже несколько лет как перестали быть экзотикой. Но для полупустой пригородной электрички, в девять вечера, в сентябре!.. Интересно, что они делали в таком глухом месте в этот час?

Впрочем, неграми — вернее, мулатами, один потемнее, другой почти совсем белый — были только ребята. Их подружки выглядели и разговаривали как самые обыкновенные тарасовские девчонки. Обе, в полном соответствии с традиционными вкусами негров, были белокожие блондинки. Та, которую друзья называли Светой, с длинной толстой пшеничной косой, была повыше и покрупнее, с надменными чертами красивого лица. С нею рядом по-хозяйски уселся, взяв за руку, «бледнолицый» — стройный красавчик с огромными карими миндалевидными глазами и пухлыми чувственными губами. Вся нижняя часть его круглого мальчишеского лица была покрыта мягкой шелковистой растительностью, которая на висках сливалась с зачесанными назад длинными волнистыми волосами, иссиня-черными и блестящими. Бородка делала его старше, в натуре же парню вряд ли было больше двадцати трех — двадцати четырех лет. На «классического» негра он походил так же мало, как, скажем, и на истинного арийца.

В томных очах «красавчика» я не заметила, однако, особой остроты интеллекта. По всей видимости, этот пробел природы Господь компенсировал внешними данными. Но зато — как щедро! Я невольно задержала взгляд на этом парне чуть дольше, чем того требовала просто наблюдательность. Это, разумеется, не осталось незамеченным: не особенно стесняясь своей подружки, жгучий брюнет ответил мне таким же заинтересованным взглядом. Только в отличие от меня свой интерес он даже не пытался скрыть.

Чтобы его Светочка, которая уже выказывала признаки беспокойства, не вцепилась мне, чего доброго, в волосы, я лениво переменила позу и как можно равнодушнее отвернулась от арендованной ею собственности. Не будучи расисткой, я тем не менее никогда не одобряла наших русских девчонок, гуляющих с «цветными». Но, черт меня подери, эту девчонку я могла понять! Рядом с ее дружком Майкл Джексон показался бы просто боем из отеля.

Другую пару, расположившуюся напротив, можно было принять за прислугу — в основном из-за впечатления, которое производил второй африканец. Он был примерно того же роста и того же возраста, что и «бледнолицый» (а впрочем, черт их разберет!), но гораздо темнее кожей. И телом поплотнее, и вообще как-то проще, незаметнее. Пожалуй, его несправедливо было бы назвать — Господи, прости! — обезьяной, но и любоваться его плебейской губастой физиономией как-то не хотелось. Да и сам он, мне показалось, старался держаться рядом с «красавчиком» как можно незаметнее.

Про себя я сразу окрестила этого второго «рабом»: вполне хватило того факта, что именно он втащил в вагон весь багаж компании — два увесистых рюкзака и спортивную сумку. Весь его облик выражал при этом привычную готовность услужить. А «красавчик» порхал налегке, как мистер Твистер. Еще бы не раб!

Девушка, сидевшая рядом с «рабом» и изредка о чем-то тихо переговаривавшаяся со Светой, была пониже росточком и несколько миниатюрнее, а в общем, тоже миленькая. Ее рыжеватые волосы, забранные в «конский хвост», были перехвачены яркой оранжевой повязкой.

Вся студенческая четверка — ну конечно, они студенты, кто ж еще? — была одета по моему образу и подобию — для загородной прогулки. О том же говорила и поклажа. Да только вот лица у новых пассажиров были хоть и усталые, но вовсе не довольные, что было бы вполне естественно после веселого пикника. Напротив: все четверо выглядели расстроенными и встревоженными, особенно «красавчик» и «рыженькая». Между собой говорили мало и почти шепотом, так что я едва разобрала несколько слов. Пожалуй, что-то у них там, на этом пикничке, не сложилось.