Марина Серова: Рыбка в мутной воде

«Вот первое мое посещение семьи Курник. Очень гостеприимная семья, милые люди, общительные. Хозяйка, которая может часами рассказывать о своей жизни, улыбаясь милой улыбкой. Дочь Евдокия — девушка-красавица, точная копия своей матери. Сын Афанасий — большой любитель голубей.

И совсем иные люди в конце нашего знакомства. Соня — жестокая женщина, для которой ее личная жизнь, ее личные амбиции превыше всего. Ее по большому счету интересует лишь собственная жизнь. На все остальное — наплевать. Ее дочь — девушка из того же теста. Живет так, как считает нужным. Сын на поверку оказался жестоким человеком, который не только в момент побега хладнокровно передушил своих голубей, но и вместе с мамашей без сожаления и угрызений совести утопил труп Ведрина, сожителя матери, после того, как тот умер.

Но самое непонятное во всей этой истории то, почему семья Курник на протяжении почти трех месяцев скрывала Ведрина в сарае. Пусть даже так, как утверждает Афанасий: «Думали, поправится». А Ведрин действительно был жив эти три месяца и все это время, истекая кровью и периодически приходя в себя, существовал в скотских условиях, в сарае. Вот так, оказывается, бывает.

Интересно, что же произошло в тот день в семье Михеевых? Тоже ссора? Или же что-то еще?»

Я попробовала прикинуть, что же такого могло случиться с Иваном Ивановичем, а главное, кто именно — Галкина, Дедов или Вано — его убил и за что, но пока у меня это очень плохо получалось. Не хватало фактов и подтверждений, любого можно было обвинять в одинаковой степени, причем почти каждый имел отмазку на любое из моих обвинений.

Галкина утверждала, что ей ни к чему было лишать жизни своего сожителя, так как взять с того было совсем нечего, что, собственно, верно. Вано, даже если Михеев к нему сожительницу и приревновал, мог просто вырубить того и дать ему проспаться — не такая уж женщина эта Танька, чтобы из-за нее лишать кого-то жизни. А Дедов, так тот вообще вечно пьян, и если и убил своего собутыльника, то вряд ли об этом вообще помнит. Похоже, что единственный способ докопаться до истины — заставить говорить Таньку Курилку. Я бы, конечно, уже давно это сделала, не помешай мне Иван-младший.

Размышляя так, я двигалась в направлении Сухой Рельни. Небо начало темнеть, озаряясь с одной стороны красно-желтыми отблесками солнца.

Доехав до развилки дорог, я повернула свою «девятку» вправо. Еще через несколько километров впереди появилась речка. Оставив машину на прежнем месте, я дождалась на берегу Рашпиля и вместе с ним отправилась на ту сторону. Часть пути дед молчал, а потом все же решился спросить:

— Ну так что, нашла уже убийцу Ведрина и Михеева?

— А почему убийцу? — уточнила я. — Вы что, подозреваете, что это мог быть один человек?

— Может, один, может, два, — не стал ничего утверждать дед. — Пили они все вместе, кто теперь разберет. Ну так, значит, не нашла, — сделал он поспешный вывод.

— Убийцу Ведрина нашла, а вот с Михеевым пока глухо. Ничего не известно.

— Ничего, докопаешься, — замотал головой Рашпиль, а затем снова замолчал.

Высадив меня на берегу, он выволок на землю и лодку и стал собирать вещи перед тем, как идти домой. Я немного помогла ему, а потом направилась в сторону дома Таньки Курилки. Шла туда не спеша, на ходу обдумывая, о чем спросить и что лучше сказать. Наконец показался нужный дом. Я вошла в его заросший травой двор, прислушалась: доносящиеся из окна голоса подтверждали тот факт, что кто-то в доме находился. Пройдя дальше, я постучала в дверь и, не дожидаясь, пока мне откроют, потянула ее на себя.

Как оказалось, дома были только бабка Фекла и Танька.

Первая занималась тем же, чем и все время, что я ее видела, а вот вторая кашеварила у грязной, заросшей паутиной плиты. Услышав скрип двери, Танька обернулась и почти сразу же нахмурилась:

— Опять… И че вам от нас надо-то?

— Поговорить, как и прежде, — проходя внутрь, ответила я ей.

— Навтет муфа? Так ведь нафли его, мевтвого, — забубнила она себе под нос.

— Нашли, — кивнула я.

Приезжавший в тот день наряд милиции вместе с криминалистами вскрыл могилу в лесу. В ней, в обычном хлопчатобумажном мешке, были, как и говорил мне Лесной человек, останки человека. То есть там не было трупа как такового. Там были именно останки. Сейчас уже точно установлено, что принадлежали они Михееву Ивану Ивановичу.

После паузы я спросила:

— Вы ничего не хотите мне сказать?

— А че мне гововить? Я ниче не знаю.