Гилберт Честертон - Исчезновение Водрея

- Я не говорю, что такую самооборону можно оправдать, - ответил священник. - Я говорю только, что многие могли быть доведены до такого состояния, защищая себя от потрясающей подлости, которая тоже явилась бы преступлением. Вот об этом втором преступлении я сейчас и думал. Начнем с вопроса, который вы только что задали: почему шантажист стал убийцей? В этом пункте существует много неясностей и путаницы, - патер Браун остановился, как бы собираясь с мыслями после пережитого потрясения, и потом продолжал обычным тоном:

- Вы видите, что двое мужчин, один постарше, другой помоложе, разгуливают вместе, договариваются о брачных планах. Но источник их дружбы скрыт и загадочен. Один из этих мужчин богат, другой беден. Тут вы начинаете говорить о шантаже. Вы совершенно правы, по крайней мере до этого пункта. Но вы глубоко заблуждаетесь, пытаясь определить, кто кого шантажирует. Вы полагаете, что бедный шантажирует богатого. На самом деле богатый шантажирует бедного.

- Но ведь это бессмыслица! - воскликнул секретарь.

- Это гораздо хуже, чем бессмыслица, но вовсе не так уж невероятно, ответил священник. - Половина современных политических деятелей состоит из богатых людей, шантажирующих народ. Ваше утверждение, что это бессмыслица, основано на двух иллюзиях, которые сами представляют собою бессмыслицу: одна из них заключается в предположении, что богатые люди не хотят сделаться еще богаче; вторая - что человека можно шантажировать только ради денег. Но в данном случае деньги стоят на последнем месте. Сэр Артур Водрей действовал не из корыстных побуждений, а ради мести. И он задумал самую ужасную месть, о которой я когда-либо слышал.

- Но за что ему было мстить Джону Дэлмону? - спросил Смит.

- Не Джону Дэлмону собирался мстить сэр Артур, - возразил серьезным тоном священник.

Наступила пауза, и затем священник продолжал, как будто меняя тему разговора:

- Вы припоминаете, что, когда мы обнаружили труп, мы увидели перевернутое лицо, и вы сказали, что оно похоже на лицо дьявола. Не приходит ли вам мысль, что убийца также видел это перевернутое лицо, когда подошел сзади к креслу цирюльника?

- Но ведь это плод больного воображения, - возразил его собеседник. - Я привык видеть это лицо в нормальном положении.

- А может быть, вы никогда и не видели его в нормальном положении? сказал патер Браун. - Ведь я говорил вам, что художник иногда переворачивает свою картину, ставит ее в ненормальное положение, когда хочет видеть ее в нормальном состоянии. Может быть, во время всех этих обедов и завтраков вы привыкли видеть лицо дьявола?

- Что вы хотите этим сказать? - спросил Смит с нетерпением.

- Я говорю иносказательно, - ответил мрачно священник. - Разумеется, на самом деле сэр Артур не был дьяволом. Это был человек с сильным характером: его воля могла бы быть направлена к добру. Эти выпученные подозрительные глаза, эти сжатые, иногда вздрагивающие губы могли бы вам подсказать кое-что, если бы они не были так привычны для вас. Вы знаете, есть люди, у которых нанесенная им рана никогда не заживает. Душа сэра Артура как раз такого типа, у нее как бы нет оболочки. Сэр Артур чрезвычайно тщеславен и самолюбив. Чувствительность не обязательно связана с эгоизмом. Сибилла Рэй имеет такую же нежную оболочку, но она почти святая. Водрей же обратил все силы души в сторону отвратительной гордости, которая не давала ему ни покоя, ни удовлетворения. Любая царапинка на поверхности его души никогда не заживала. И в этом состоит значение старой истории о человеке, которого он швырнул в свинарник. Если бы он сделал это тотчас же после нанесенного ему оскорбления, это была бы простительная вспышка гнева. Но в те дни поблизости не было свинарника, и Водрей запомнил глупую обиду на долгие годы, пока не встретился с этим человеком вблизи хлева для свиней. И тогда он совершил то, что считал единственно подходящей артистической местью...

Боже мой! Сэру Артуру нравились артистические формы мести!

Смит пытливо взглянул на священника.

- По-моему, вы имеете в виду не историю со свинарником.

- Нет, - сказал патер Браун, - совершенно другую историю. - Он подавил дрожь в голосе и продолжал: - Вспомнив эту давнишнюю повесть об изобретательной и при этом терпеливой мести, взгляните на другой случай. Нанес ли кто-нибудь на вашей памяти оскорбление Водрею или совершил ли кто-нибудь поступок, который мог показаться ему смертельным оскорблением? Да. Его оскорбила женщина.