Михаил Демин - Тайны сибирских алмазов

– Я ничего пока не предполагаю. – Семен Сергеевич поднял над столом огромные свои ладони. – Я просто советую, как вам жить дальше.

– Как жить! – вздохнул Игорь, – советовать-то легко… А я здесь – как на пороховой бочке. И у меня, должен сказать, уже возникала мыслишка рвануть отсюда побыстрей и подальше. Куда-нибудь совсем далеко… Может, даже, – за рубеж!

– Н-ну, если вы захотите рвануть – приезжайте к нам, в Хабаровск. Оля даст вам адреса явок. От Хабаровска до Америки не так-то уж и далеко… Но к чему торопиться? Вы же ведь оказались как бы в стороне от событий; заподозрить вас в чем-либо трудно! Тем более, что все ваши партнеры убиты.

– Убиты, во-первых, не все, – уныло возразил Игорь. – Вы что ли забыли о Козле? О Федоре Сокове?

– Ах да, Козел, – проговорил протяжно Семен Сергеевич, – про него я и вправду забыл!

И Самурай, перестав жевать, повторил – как дальнее эхо:

– Ах, да, – Козел…

И вот перед Игорем разыгралась короткая мимическая сцена, – словно в немом кино. Начался разговор глаз.

Семен Сергеевич слегка сдвинул брови и посмотрел на Самурая. Тот медленно опустил морщинистые веки. И потом покосился на Ольгу. И толстуха не то, чтобы в ответ подмигнула, нет. Круглое, миловидное ее лицо осталось невозмутимым. Лишь изменился на какое-то мгновение цвет голубых, ясных глаз. Что-то там, в глазах, вроде бы дрогнуло, потемнело… А затем Ольга повернулась к Игорю – и послала ему широкую, простецкую свою улыбку, обнажающую все зубы, все десны.

– Об ем, миленький, ты можешь не беспокоиться!

Она весело это сказала. И Интеллигент понял, что вот сейчас, – одной своей случайной фразой – он приговорил Федора Сокова к смерти.

Но понял Игорь также и то, что он и сам уже завяз… Завяз глубоко, прочно. И отступать теперь поздно. Да и некуда. Да и зачем?

Они просидели за столом всю ночь. Обговорили множество деталей. И покинули ольгину квартиру уже при свете новой зари.

Когда Игорь вышел с новыми своими приятелями, на улицах было тихо, малолюдно. Поселок только еще просыпался.

– Имейте в виду, – предупредил он Семена Сергеевича, – в районе, судя по слухам, введено чрезвычайное положение. Так что попадаться на глаза мусорам вам не стоило бы…

– Пустяки, – небрежно сказал Семен Сергеевич, – у нас все предусмотрено. Все – отполировано. Мы с Самураем, – к вашему сведению, – журналисты из Москвы!

– И куда же вы сейчас? – погодя спросил Игорь.

– В село Оленек, – сухо сказал Семен Сергеевич. И Игорь понял, что задавать дальнейшие вопросы не следует.

Они шагали по широкой улице свайного поселка. Раннее солнце блистало, просвечивая между сваями. И землю испещряли косые длинные тени.

Хотя на земле было еще сравнительно тихо, – небо уже шумело вовсю! Там, опережая друг друга, тянулись, горланя, птичьи косяки.

Взглянув ввысь, Самурай сказал:

– Ишь, как ровно летят! Какие четкие треугольнички!

– Между прочим, – сказал Игорь, – я недавно прочитал в одной ученой книжке, что лебеди и, особенно, журавли, строят свои косяки в соответствии с законами кристаллографии. Стороны каждого такого треугольника образуют угол, близкий к ПО градусам.

– Да? – равнодушно, думая о чем-то своем, проговорил Семен Сергеевич.

– Да! А между точным направлением полета и одной из сторон птичьего клина угол равен, обычно, 54 градусам 44 минутам и 8 секундам… Неужели вы не знаете, что это значит?

– Нет… А что?

– Да ведь именно такой угол образуют естественные грани алмаза!

– Не может быть! – воскликнул Семен Сергеевич. И даже остановился на миг. – Вот странно… Птицы – и кристаллы!

А Самурай сейчас же спросил, оскалив кривые зубы:

– А зачем это птицам? В чем тут секрет?

– Этого никто не знает, – сказал Игорь, – это тайна. Одна из многих тайн.

Он проводил взглядом далекий удивительно правильный треугольник лебедей. И потом – с трудно сдерживаемым вздохом:

– Вот так и наши алмазы – улетели, растаяли…

И тогда Семен Сергеевич сказал, положив на плечо Игорю тяжелую пятерню:

– Ничего, друг мой. Может, еще не все потеряно…

Ведь птицы – куда бы они не улетели – всегда возвращаются к старым гнездовьям!

А в оленеводческом стойбище, в островерхом тордохе, сидел старый Нюргун и держал на коленях плоский шаманский бубен.

Этот свой инструмент он употреблял, обычно, за пределами стойбища… Но сейчас он, все же, рискнул; час был еще ранний, и гостей в тордохе не было.