Владимир Колычев - Сыщик и вор — братья навек

Работать он не собирался. Но ему нужно было официально где-нибудь числиться. Иначе привлекут за тунеядство. Хоть на год, но за решетку упрячут. Сейчас он у мусоров на виду. А для них любой повод хорош, чтобы от него избавиться.

— Да нет, ничего. А профессия у тебя есть?

— Да.

— Какая?

— Вор.

— Ну я серьезно…

— Я тоже… Был вором и останусь им. Но работать тоже надо… Я на скрипке умею играть…

За одиннадцать лет в неволе он ни разу не прикоснулся к инструменту. А ведь была возможность выступать перед зеками в клубе. Но для него это было западло. Ведь он же вор, а не «мужик». Но сейчас он ничего зазорного не видел в том, чтобы нет-нет да и сыграть на публике, для отвода глаз, так сказать. Смотрите, вот он, Скрипач, встал на путь исправления… С ментами сейчас нужно быть особенно осторожным.

— Так чего ж ты сразу не сказал?.. У меня же дядька родной филармонией заведует…

Валя вскочила с постели и, выставляя на обозрение голую задницу, подбежала к телефону.

— Алло… Здравствуйте… Как здоровье?.. У вас случайно нет свободного места в оркестре… Скрипка…

В разговор он не вслушивался, но обрывки фраз доходили до его сознания.

— Есть?.. Резервное?.. Когда?.. Хорошо… До свидания…

— Ну что? — лениво спросил Женя, когда Валя снова заняла место возле него.

— Есть место. Только оно вроде как резервное. Если вдруг кто из основного состава заболеет. И оклад копеечный, — уныло вздохнула она. — И то тебя еще нужно прослушать. Подойдешь ли ты еще или нет?..

— Пусть прослушивают, — пожал он плечами.

— Так выступать ты будешь не чаще двух-трех раз в месяц. И зарплата мизер…

— Два-три раза — это даже много. А зарплату я дяде твоему отдавать буду…

— А как же жить? — спросила она и осеклась.

— Вот-вот, ты правильно все поняла. Я воровать буду… Если это тебе не нравится, можешь меня прогнать…

— Ну что ты, Женечка, мне все нравится…

Она прижалась к нему и начала ласкать языком его грудь. Приятное ощущение. Но внизу живота у него ничего не шелохнулось.

Прослушивание назначено было на три часа дня. Но готовиться к нему Женя начал с утра. Нет, он не волновался, как студент перед экзаменом. Не представлял себя на гребне успеха. Ему было абсолютно все равно, возьмут его или нет. Но скрипку чужую он в руки брать не собирался. Поэтому с утра отправился к родителям, за своей скрипкой. Тринадцать лет не брал он ее в руки. Но почему-то был уверен, что она будет слушаться его. Три дня он уже в Тригорске и все это время провел с Валей. Она рада, да и ему неплохо. Но ведь пора и родителей навестить. И с Цирюльником уже давно пора встретиться. Коготь-то ему уже сказал, что тот здесь, год назад после «пятилетки» откинулся…

— Женя, Женечка… Женя! — Мама бросилась ему на шею.

Она собиралась уходить на работу. Но, наверное, это к лучшему. А то как-то неохота слушать ее душеспасительные беседы.

— Привет, сын! — протянул ему руку отец. — С возвращением!

Женя обвел глазами убогую их комнату в коммуналке. Бедные, до седых волос дожили, а так и не дождались отдельной квартиры. А еще хотят, чтобы он зарабатывал себе на жизнь честным трудом. Далеко на этом труде уедешь…

— Я за скрипкой. Цела она хоть? — спросил Женя, когда радость родителей немного улеглась.

— За скрипкой? Зачем она тебе?

— В оркестре симфоническом играть буду…

— Сынок… — растрогалась мама. — Неужели за ум взялся?

— А разве не видишь?.. Он хоть из зоны, а на зека разве похож? — подхватил отец. — Чистый, опрятный, настоящий интеллигент…

— А ведь верно…

Мама всегда мечтала видеть его культурным, высоковоспитанным человеком. Что ж, если она этого хочет, он будет таким казаться.

Родители ушли на работу, а он остался дома. Взял скрипку и немного поупражнялся. Вроде ничего получается. В час дня отправился в филармонию.

Ехал на троллейбусе. Он ни на минуту не забывал о своей основной профессии. Впрочем, сегодня он не собирался выискивать себе жертву. Но она сама нашла его. Толстый потный мужчина стоял, держась за поручни. Из его заднего кармана брюк, из «окна», торчал краешек тонкого бумажника. Тонкий — не значит пустой. Там могли лежать сотенные купюры.

Рука Жени сама потянулась к его карману. Он уже коснулся пальцами теплой сыромятной кожи «лопатника», когда его руки коснулись чьи-то пальцы.

Менты!

Но Женя даже не вздрогнул. Ну подумаешь, захотел прикоснуться к заднице этого толстяка. А может, он голубой? Это же вовсе не значит, что он собирался что-то украсть.