Владимир Колычев - Сыщик и вор — братья навек

Хватаясь за рассеченные щеки, пузатый недоуменно посмотрел на Женю. Потом дико заорал. И бросился на него. Но нарвался на кулак, устремленный ему в переносицу. Как будто он напоролся на железную трубу. Тело его содрогнулось, и он грохнулся на пол. Подняться с него он не пытался. Зажимая щеки руками, он жалобно заныл.

— Ничего себе! — присвистнул кто-то.

— Вот ты и дома! — услышал Женя чей-то одобрительный голос.

Он обернулся и увидел седовласого мужчину с жесткими чертами лица и лукавыми глазами. Его он раньше никогда не видел.

Но тот, оказывается, знал его.

— В миру у тебя не было имени, — сказал седовласый, подходя к нему.

Его внимательно слушали. Вне всякого сомнения, у него здесь был непререкаемый авторитет.

— Тебя звали просто Женя. А в нашем мире имена другие… Ты хорошо играешь на скрипке, — он усмехнулся, покосившись на красномордого. — Поэтому будем звать тебя Скрипач. Вот ты, Скрипач, и дома… Теперь будешь жить по нашим, воровским, законам. Ты же вор. Хотя еще и не совсем наш… Цирюльник маляву с воли подогнал. За тебя подписывается…

— Но откуда он…

— Он все знает, — перебил седовласый. — Ты еще не знал, в какой хате чалиться будешь. А Цирюльник уже знал… Он в курсе всего… Все верно, Лохматого уже давно пора было разменять. Зарывается он. Его еще до тебя приговорили. Но ты всех обскакал…

— Так это он Лохматого мочканул? — послышалось со стороны.

— И за Цирюльника подписался. Мента с «лопатником» нагрел. Мы о тебе, Скрипач, все ведаем. Только ты не наш. Не по нашим законам живешь… Но это, я думаю, поправимо… Или нет?

— Да, — твердо сказал Женя, глядя собеседнику в глаза.

Суд над ним состоялся ровно через месяц после ареста. Следствие не заняло много времени. Неопровержимые доказательства вины решили его судьбу еще до вынесения приговора. А приговор был суров. Одиннадцать лет строгого режима.

Но Женя воспринял его спокойно. Как будто его на курорт в Сочи по туристической путевке отправляли. А в чем, собственно, дело? Если его посадили, значит, так оно и должно было случиться. От судьбы не уйдешь.

Только его родители не разделяли подобной философии. Они узнали о темной стороне его жизни. Но продолжали воспринимать случившееся с ним как досадное недоразумение. И отказываться от него, как это делали в подобных случаях некоторые другие, не собирались.

Не собиралась отказываться от него и Валя. В отличие от родителей она догадывалась, что темный путь, которым он пошел, избран им сознательно.

— Ты знай, я буду ждать тебя, — сказала она ему на последнем свидании.

Завтра он должен был уйти по этапу.

— Одиннадцать лет? Тебе это ни к чему, — попытался он вразумить ее. — Ты симпатичная, молодая, умная. Выйдешь замуж, нарожаешь детей…

— Мне никто не нужен, кроме тебя…

— Но я не люблю тебя, — спокойно сказал он. Однако она не поверила этому. Странно, ведь он никогда не уверял, что любит ее.

— Расскажи это кому-нибудь другому, — покачала она головой. — Тебе нужна только я… На том они и расстались.

«Столыпинские» вагоны подогнали к специальной платформе. Послышались скрип тормозов и окрики конвойных. Осужденных выталкивали на площадку, выжженную жарким солнцем.

Покинув вагон, Женя жадно вдохнул сухой горячий воздух. Он обжег ему легкие. Но все равно Женя был рад ему. Надоела теснота и вонь, в которой он пребывал столько дней.

Их вывезли в пустынные казахстанские степи. Летом жара плюс сорок, зимой столько же, только со знаком «минус». Гиблые места. Но, как говорится, за что боролся…

Он сидел на корточках на земле. Механизм самосохранения снова отключил его эмоции и чувства. Он спокойно воспринимал суету вокруг себя, крики конвойных и лай собак.

Три сотни зеков проверили по списку, выстроили в колонны и погнали по пыльной дороге.

— Знаю я эти места, — сказал Голландец, шедший рядом с Женей.

Тридцать лет ему. Третья ходка. Все на квартирных кражах попадался. «Молитву» чтил, все знал и многому мог научить. Женя скентовался с ним. Одному в неволе выжить невозможно. Это была одна из истин, которую ему успели вдолбить.

— Четыре зоны здесь, бабы в одной парятся…

— О! — загудел кто-то.

— Вот тебе и «о». Только баб даже издалека не увидишь. Их зона не в этой стороне… Тут одна зона «сучья», — Голландец вдруг забеспокоился. — Гадом буду, нас туда, похоже, и тянут…

Женя уже знал, что зоны бывают «воровскими» и «сучьими». В одних шишку держат воры. Там четкая иерархия. «Черная масть» сверху, «мужики», «черти» и «законтаченные» снизу. В «сучьих» все по-другому. Там порядки устанавливает администрация. «Отрицаловка» там не в почете. Воров в «бурах», в ШИЗО как картошку гноят. А еще их ссучивают, даже опускают, «петухами» делают. И это самое страшное. В этих зонах «красные» с «косяками» на руках всем заправляют. «Черная масть» как бы в стороне. «На свободу с чистой совестью» — этот девиз не вызывал там особых насмешек. «Мужикам» там самый кайф, а ворам — погибель.