Наталья Андреева - Соло для пистолета с оркестром

— Можешь больше не прятать от меня водительские права. Я так подозреваю, что у тебя и шоферского стажа будет побольше. А я уж пешком.

Он выскочил из дома, стараясь не думать о том, как Юлия изменилась в лице при этих словах. Водит она машину! Еще как! А его за нос водила! Хладнокровная, расчетливая женщина. Он бежал к калитке, ненавидя ее за этот прощальный зов. Почти животный:

— Митя! Вернись, Митя!

Глазов бежал к автобусной остановке, стараясь прогнать неприятные мысли. Пара мелких штришков, и пейзаж завершен. Или натюрморт? Он — наливное яблоко с розовыми боками. Тот еще фрукт! Она — спелая слива. Точнее, переспевшая. Так их всех! Так!

…Сначала еще раз посетить Маргариту Эдуардовну. Несколько вопросов и мелких, уточняющих деталей. Потом поговорить с Мельниковым и поднять дело, которое, по его же словам, приостановлено. Подробно все рассмотреть и сопоставить. Обсудить. Карты на стол. Он возвращается в родные пенаты.

Полдня прошло в беготне. Маргариту Эдуардовну пришлось дожидаться долго. На пару с домработницей Дмитрий пил чай и разбирался в семейном архиве. На правах журналиста, помогающего хозяйке в работе над книгой. Сама Маргарита Эдуардовна пошла в парикмахерскую и в косметический салон. Она за собой очень следила.

Уже после того, как Глазов ее дождался и они поговорили, он поехал к Мельникову, предварительно позвонив тому на работу. Аркаша встретил Дмитрия с распростертыми объятиями:

— Привет, старик! Я рад! Наконец-то!

— Послушай, Мельник, в тот день, когда мы уезжали во Владимирскую область, вы за кем следили, за ней или за мной?

— За ней, конечно, — удивился Мельников. — Я, если честно, до сих пор не верю в твои сказки про режиссера-маньяка. А вот то, что Юлия Шумова была среди знакомых Ивана Лебедева — это факт.

— Ну да. Через его возрастную любовницу, которая уехала в Канаду.

— Но уехала-то она еще до того, как убили Лебедева! И стрелять в него не могла!

— А с чего ты взял, что стреляла женщина? Я же тебе рассказывал про фильм, про письмо.

— Этот Ваня Лебедев был любвеобильным мальчиком. Жил за счет богатых дамочек и их мужей. Причем, не ограничивался одной особой, а имел двух одновременно и одну в резерве. Его убили из ревности, скорее всего одна из обиженных клиенток. У Вани еще и любовница была. Не за деньги, а за личный интерес. Я же тебе рассказывал про ослепительную юную блондинку. Я допускаю, что твой режиссер убил нескольких человек. Что он маньяк и психопат. Теперь получается, что он — единственное алиби Юлии Шумовой. Если он докажет, что действительно случай с Лебедевым — его рук дело, и стоит в той же серии, что и прочие, то да. Оружие предъявит, как главную улику, признание подпишет. Главное, как ты сам понимаешь, это пистолет. Все остальное мелочь. Косвенные улики. Но если он скажет, что никакого Лебедева не убивал, и в довершение всего всплывет оружие, то, сам понимаешь, старик.

Глазов тут же выделил самое главное для себя в длинном Аркашином монологе. В памяти всплыла насторожившая его когда-то хронологическая непоследовательность. Никольски сначала убивал, а потом снимал фильм. За исключением случая с альфонсом. Это Юлия навела Глазова на мысль, что сначала был снят фильм, а потом совершено убийство. Но, значит, все было не так. Никольски был последователен. И никакого отношения подлинная история, рассказанная им в фильме, к Ивану Лебедеву отношения не имеет. Совпадение, и только.

Теперь надо было либо спасать Юлию, либо топить ее, потому что упомянутый Мельниковым пистолет Глазов сегодня утром перепрятал в надежное место. Пока она готовила завтрак. Только он знал теперь, где главная улика. И больше никто. Если тайком от нее избавиться, то никто ничего не докажет. Хороший адвокат — и полный провал обвинения. Юлия Шумова у красивого мальчика Вани была не одна. И Мельников сам сказал: «Скорее всего, на женщине был парик». Пусть будет парик.

Остается еще Никольски. Юлия делала ставку на него. Глазов знал теперь, почему. И совершенно неожиданно услышал от Мельникова:

— Знаешь, старик, а твой режиссер приехал сегодня в Москву. Еще рано утром прилетел. Мы за ним присматривали, но он ушел. Остроумный парень. Следил за ним один из новичков, да к тому же приезжий. Москву знает плохо. И Никольски, как почувствовал, ушел проходными дворами. Купил нашего Саню.

— Значит, он в Москве?! Уже?! Мельников только плечами пожал. Дмитрий же руками за голову схватился. Вот и встретились два одиночества!