Елена Арсеньева - На все четыре стороны

Стиснув зубы, я успокоила мадам: я-де и не мыслила о работе здесь, работа у меня есть! А затем изложила свою просьбу.

— Вы что, барышня? — спросила она изумленно. — Какое шампанское? Я уж и забыла, когда в моем заведении в последний раз была содрана с горлышка золотая фольга и хлопнула пробка!

Сама не знаю почему, но мне показалось, что она врет. Вот как-то так скосились вдруг к носу ее маленькие глазки… И я чуть не вскрикнула: «Не лги, негодяйка! Тут дело о жизни и смерти!»

Нет, я не вскрикнула — я принялась умолять ее, рассказывать о своей любви к Левушке. Она все отводила глаза и поджималась, явно мечтая, чтобы я поскорей ушла. Но стоило мне направиться к двери, как она резко сказала:

— Вы барышня невинная? Ну, в наше время это дорогого стоит. Шампанское, говорите? Для раненого? Кабы вы работали на меня, кто знает, может быть, нам и удалось бы найти для вас что-нибудь. Связи у нас огромные, глядишь, и… Но вы ведь не пойдете в девушки? Нет? Ну, на нет и суда нет!

И она меня выпроводила — довольно холодно.

Всю дорогу до госпиталя я негодовала и с ума сходила: да как смела она предложить мне такое?! Неужто не видно по мне, кто я есть? Не какая-нибудь… Однако стоило мне войти в палату, где в углу, отгороженный убогими, желтыми, застиранными простынями, метался, бормотал, бредил, порывался куда-то бежать — и вдруг замирал, чуть дыша, человек, который единственный составлял для меня смысл жизни и радость ее, — как вдруг негодование мое поубавилось, а через мгновение и вовсе сошло на нет.

Я все вспоминала, как мигнули значительно глаза этой женщины, когда она пробормотала: «Кабы вы работали на меня, кто знает, может быть, нам и удалось бы найти для вас что-нибудь… Но вы ведь не пойдете в девушки? Нет?»

Ну да, наверное, по лицу моему было видно, что я Лучше взойду на костер, чем расстанусь с девственностью. Но гореть-то мне предстояло в огне собственной гордыни, которую я не хотела усмирить даже ради того, кого…

Ну вот, подумала я, сколько я распиналась перед собой в любви к Левушке, а чем я могу доказать эту любовь? Легко сказать: я жизнь за тебя отдам, а вот поди-ка сделай это! Да и разве кто-то просил у меня жизни взамен на его жизнь? Всего лишь…

Всего лишь то, чего я не знала, чего боялась, что было для меня невероятно, невозможно, недопустимо ни с кем, а только с единственным на свете человеком. Однако дело шло к тому, что я лишусь его, и по какой причине? По собственной трусости! Так, значит, я люблю его не настолько! Значит, с легкостью смогу перенести утрату его и продолжать жить с сознанием, что могла бы спасти его, да не захотела?

Наверное, я преувеличивала значение своей девственности, однако я была воспитана в строгости и, хоть навидалась всякого, работая по госпиталям, а тем паче — общаясь с Малгожатой, нравственность моя и убеждения больших изменений не претерпели. Отдаться мужчине я могла лишь по любви, а любила я того, чья жизнь теперь зависела от моей готовности отдаться другому, да, возможно, еще и не одному.

Иногда я уже почти склонялась к самопожертвованию. Но боялась даже не самой физической близости невесть с кем — боялась оказаться обманутой. Вдруг я решусь, вдруг «поступлю в девушки» (вот уж придумала мадам название для профессии кокоток!), а шампанского в должном количестве не сыщется? Жертва моя будет напрасна… Вот кабы мне сперва получить шампанское, а потом уже «заплатить» за него, тогда, может статься, я и согласилась бы…

Кому-то из моих читателей этот торг с собой может показаться комическим, но мне было не до смеха, вот беда. К тому же понимала я, что моя жертва, возможно, Левушку к жизни возвратит, да только со мной его разлучит. Разве смогу я после того, что испытаю, мечтать о его любви? Он, его душа, его сердце стояли в моем воображении на некоей сияющей вершине, а я буду валяться в грязи. И даже если бы у меня достало бесстыдства не открыть ему случившегося, шила в мешке, как говорится, не утаишь. Слишком мал был городок, в котором мы стояли, слишком тут все было на виду, а завсегдатаями «Резеды» наверняка были многие из наших знакомых офицеров. Мой позор откроется незамедлительно! Левушка отвернется от меня, и тогда, по традициям какого-нибудь жалкого бульварного романа или модной фильмы, мне только и останется, что покончить с собой.

Сейчас мне жалко и смешно вспоминать свои тогдашние слезы и метания, однако, повторюсь, жизнь моя и в самом деле висела на волоске, потому что я отчаянно желала не стоять перед судьбоносным выбором, а лучше умереть… С какой охотой поменялась бы я участью с Левушкой!