Джон Карр - Ведьмино логово

Все произошло предельно точно, именно так, как я и рассчитал. Ночь, дождь и ветер способствовали тому, что американец заблудился, и у меня оказалось вполне достаточно времени, чтобы встретить Герберта. Я убедился в том, что документ у него. В темноте, стоя под дождем и ветром, я коротко рассказал ему, что он ошибся во времени, вышел на десять минут раньше, – тут мне снова пришла в голову счастливая мысль, – а Мартин еще даже не вышел из дома пастора. Потом я ему сказал, что наблюдатели что-то заподозрили и бегут сюда. Он должен, не задерживаясь, идти к дому пастора кружными путями. Я очень боялся, что он зажжет фонарь, и выхватил его у него из рук, намереваясь выбросить его где-нибудь в лесу.

Очередной порыв вдохновения подсказал мне, однако, иной, более интересный, план. Американец ничего не мог увидеть в промежутках между вспышками молнии, поэтому я разбил фонарь каблуком и бросил его на бегу возле колодца. Просто удивительно, с какой быстротой работает мозг в момент кризиса, рождая идеи на уровне высокого искусства.

Теперь мне нечего было бояться. Герберт находится на пути к месту назначения. Американец обязательно обнаружит тело Мартина, иначе не может быть, а если уж так случится, что он его не заметит, я приготовился к тому, чтобы «случайно» на него натолкнуться. После этого меня, как единственного обладателя автомобиля, пошлют либо в Чаттерхэм, либо за доктором, либо за полицией. У меня будет сколько угодно времени, чтобы перехватить Герберта в доме пастора.

Нужно ли говорить, что именно так все и произошло? Нечеловеческая задача выпала на мою долю в ту ночь, однако я хладнокровно выполнил все, что было необходимо. Я знал, что, как только я убью Мартина, это вызовет во мне необъяснимый душевный подъем и послужит стимулом для совершения всего остального. Прежде чем привезти доктора Маркли – как я потом сообщил шефу местной полиции, – я заехал домой за плащом, что было вполне естественно.

Я немного задержался, приехал буквально за секунду до того, как появился Герберт. Было бы благоразумнее подойти к нему поближе и стрелять с малого расстояния, чтобы выстрел прозвучал не так громко, но дом пастора стоит в стороне, и можно было не опасаться, что звук будет услышан; вот я и подумал, что будет гораздо интереснее, если я буду стоять в некотором отдалении и выстрелю ему в лоб, точно между глаз.

Затем я надел плащ и вернулся в тюрьму, заехав за доктором Маркли.

Мы закончили все дела около двух часов ночи. Таким образом, до рассвета оставалось еще несколько часов для того, чтобы я мог завершить свои собственные. Я как никогда испытывал потребность привести все в идеальный порядок, вроде того, как человеку хочется иногда тщательно прибрать у себя в комнате. Я мог бы спрятать тело Герберта в подвале, где уже находился мотоцикл, саквояж и кое-какие инструменты, с помощью которых я произвел необходимые манипуляции в отношении Мартина. Но, прежде чем идти спать, я должен был «навести марафет», так сказать. Кроме того, я ведь хотел, чтобы убийство Мартина приписали его двоюродному брату, и, следовательно, нужно было все предусмотреть, не оставляя места для случайности .

В ту ночь я сделал все, что было необходимо. Это было нетрудно, поскольку тело весило немного. Дорога была мне известна настолько хорошо, что не понадобился даже фонарь. Я столько раз бродил по тюрьме, стоял на ее стенах (боюсь, что не всегда оставался незамеченным), стоял, говорю, на стенах, бродил по старинным коридорам, всегда имея про запас соответствующее объяснение, что без труда находил дорогу в темноте. Имея в кармане старбертовские ключи, я проник в кабинет смотрителя. Долгое время у меня не было уверенности, запиралась ли когда-нибудь дверь на балкон; во всяком случае, как я уже указывал, теперь ее можно было открыть. Что я и сделал, и мой план был полностью завершен.

Еще одно. Железную шкатулку с документами, которая находилась в сейфе, я бросил в колодец. Я сделал это потому, что по-прежнему подозревал (нет, правильнее сказать: опасался) дьявольской изобретательности Тимоти, которого я убил. Я опасался еще какого-нибудь документа, секретного отделения в шкатулке. Словом, мне нужна была уверенность.

Меня забавляла мысль, что вчера вечером я чуть было не попался. Мне показались подозрительными эти совещания у доктора Фелла, и я стал наблюдать, вооружившись соответствующим образом. Кто-то пытался меня задержать, и я выстрелил; сегодня я с облегчением узнал, что это был всего-навсего Бадж, дворецкий. В начале моего повествования я сказал, что буду откровенным; беру свои слова назад. Есть одно обстоятельство, по поводу которого откровенным я быть не могу, даже зная о том, что через несколько минут приложу к виску револьвер и спущу курок. Иногда по ночам мне виделись лица. Вчера вечером мне показалось, что я снова вижу лицо, и на какой-то момент это лишило меня уверенности. Этот вопрос я обсуждать не собираюсь. Подобного рода обстоятельства разрушают четкую логику моих планов. Вот и все, что я могу сказать.