Александра Маринина - Пружина для мышеловки

Понятно, что потом был жуткий скандал, Владимир Семенович кричал на Таню и страшно бранился, Таня плакала и уверяла, что ничего такого не было, и иностранца никакого не было, и денег она ни у кого не брала. Отец тыкал ей в нос пятидесятимарочной купюрой, Таня же твердила, что видит ее впервые. Но кто ж ей поверит! Родители знали, что девочка мало того, что «слаба на передок», так и соврет – недорого возьмет.

Спустя несколько недель Забелин появился снова, озабоченный и расстроенный. Пышнотелая и хорошо одетая (папа-то при должности и возможностях) Таня продолжала резвиться в «Интуристе» и снова попалась. На этот раз сотрудники милиции проявили принципиальность, и Таню спасло только чудо: она, хоть и недалекого ума, но сообразила назвать имя Забелина, дескать, позвоните ему, он меня знает. Позвонили. Юра тут же примчался, долго уговаривал поймавших Таню оперативников, принес им три бутылки хорошего коньяку и Таню вызволил, предварительно убедившись, что протокол уничтожен. Конечно же, снова был скандал, и снова Таня все отрицала, и ей снова не поверили.

Благодарность Владимира Семеновича и Анны Андреевны не знала границ. Вернее, границы были, они расширились до размеров двухкомнатной квартиры, которую Моссовет выделил для ГУВД Москвы целевым порядком: для стоящего в очереди на улучшение жилищных условий Юрия Забелина. С очередью, в которой Забелин вовсе даже и не стоял, Куркин тоже вопрос решил. А Таню быстренько услали к дальним родственникам в сельскую местность подальше от Москвы. Через несколько лет она начала пить, к тридцати годам спилась окончательно, хороводилась с какими-то вечно пьяными мужиками, один из которых в ходе обоюдной ссоры Таню Куркину зарубил топором.

Она была единственной дочерью, внуков родителям своим не подарила, и к старости супруги Куркины остались совсем одни. Пенсия у обоих по нынешним меркам небольшая, Владимир Семенович тяжело болен, и они перебрались на дачу, чтобы сдавать городскую квартиру и на эти деньги жить более или менее достойно.

Вот такая история…

– А зачем вам это? – спросила Анна Андреевна. – Что прошлое ворошить…

– Дело в том, что Юрий Петрович Забелин убит, и следствие восстанавливает всю его жизнь, чтобы понять, были ли у него враги, – туманно ответил я.

Это было не совсем правдой, но и не совсем ложью. Я подозревал, что Таня Куркина, хоть и была действительно распущенной и сексуально озабоченной, но проституцией, тем более валютной, на самом деле не занималась и что бумажка в пятьдесят немецких марок имела ту же природу, что и поясок от детского платья, желтая маечка и пластмассовая девчачья заколка, уж больно почерк похож, но зачем рассказывать об этом несчастной матери? Не нужно ей знать, что она поверила проходимцу и своими руками угробила жизнь дочери, отослав девушку туда, где ее ждало беспробудное пьянство и страшный конец.

По второму адресу, у Митрохина, нас ждали к двум часам. И история, которые мы с Юлей там услышали, была до боли похожа на историю Куркиных, только рассказывал ее сам Митрохин, восьмидесятипятилетний трясущийся полуслепой одинокий старик, доживающий свои дни в компании с более молодым и здоровым, но тоже одиноким родственником и двумя попугаями. У Митрохина и его жены долго не было детей, наконец судьба смилостивилась, послала мальчика, когда оба были уже немолоды. Над своим поздним первенцем родители тряслись, баловали, ему ни в чем не было отказа. Мальчик вырос проблемным, папу с мамой слушался плохо и, кроме того, был патологически лжив. Однажды к Митрохиным домой пришел славный молодой человек, Вячеслав Ситников, и рассказал ужасную историю. Он как представитель горкома комсомола, курирующий органы милиции, участвовал вместе с оперативниками в рейде по выявлению и предупреждению молодежной преступности. Возле валютного магазина «Березка» им лично был задержан комсомолец Алексей Митрохин в тот момент, когда пытался купить у некоего гражданина доллары США, то есть нарушал статью уголовного кодекса о правилах валютных операций. Статья была серьезной, предусматривающей лишение свободы, а в особо тяжких случаях – смертную казнь.

Дальше все было так, как и у Куркиных. Отец страшно кричал и порывался выпороть девятнадцатилетнего сына ремнем, Алексей клялся и божился, что никакой валюты в руках не держал, да, он был возле «Березки», да, его поймали, но валюту ему подбросили злые менты. Разумеется, родители, зная лживость своего отпрыска, ему не поверили. А Ситникову поверили, и папа-Митрохин был так ему признателен за то, что уберег сына от скамьи подсудимых! Признательность выразилась в скором продвижении Ситникова на хорошую должность в Министерстве тяжелой промышленности, где сам Митрохин занимал отнюдь не маленькую должность.