- Наш сын умер два года назад.
Я хотел изобразить сочувствие в связи с потерей, но мое сердце радостно забилось: цель была близка.
- Сожалею, - сказал я с грустью профессионального агента похоронного бюро.
- Это большая потеря, - грустно кивнула она и я понял, что покойный сын был её излюбленной темой. - Ему было всего двадцать четыре года. Авария с мотоциклом. У него так хорошо все шло... Он работал в "Отель де Вилль", представляете? Те, кто с ним работал, прислали прекрасный венок. Они сказали, что в службе дезинфекции подобного ему не будет.
Я чуть было не рассмеялся и высморкался, изобразив сожаление. Возраст сходился и, самое главное, он был мертв.
Я задал ей массу вопросов: была ли она за границей, был ли там её муж, имелись ли у них заграничные паспорта? Нет, во время отпуска они никогда не были дальше Торки. Нет, они не любят все заграничное, а её Сесил предпочитал простую пищу.
- "Не в Сан-Тропез же тебе отправляться, золотце", - мысленно сказал я про себя.
Затем я подсунул коварный вопросик.
- А был у вашего сына заграничный паспорт?
- О, нет, он ездил всегда вместе с нами. Джаспер был хороший мальчик.
Джаспер, надо же? Джаспер Локуэр. Неплохое имечко. Лично я сказал бы, что Джаспер был большим простаком, если ездил в Торки со своими мамой и Сесилем, но воздержался от замечаний. Попытался вскользь выяснить, не планировали ли они зарубежных путешествий, но безрезультатно. И поднялся, собираясь уходить. Я ещё раз высморкался и почувствовал, что мои намокшие брюки прилипли к ногам. Я ненавижу простуду, ибо уверен, что переношу её хуже всех, а находиться вне дома в подобное время - просто кошмар.
- О, у вас ужасный насморк. Неужели вы обязаны работать в такую погоду?
- Да, иначе мне не заплатят. У меня, знаете ли, жена и две малышки. Я не могу позволить себе уйти в отпуск.
Она высказала свои замечания по поводу моей работы и моих мифических работодателей, прежде чем проводить меня. Я пошлепал по грязному тротуару до метро. Проходя мимо местного викториано-готического храма, освященного в честь Святой Катерины и всех Пресвятых Дев, я отметил имя кюре, преподобного Таркса, а также часы его службы.
Вернувшись к себе, я надолго засел в ванну, наглотавшись всяких снадобий от простуды и немалого количества крепких напитков. Затем, включив электрический обогреватель, я улегся в постель и попытался уснуть. Теперь Джаспер может подождать пока я не избавлюсь от вируса, а то можно подхватить и плеврит.
Служащий в Сомерсет Хауз был очень любезен, когда я пришел снять копию свидетельства о рождении Джаспера. Цена вполне устраивала. Теперь мне нужно было состряпать любезное письмо преподобному Харди Тарксу и директору местной школы, фамилию которого нашел в справочнике, говоря себе, что они должны были знать Джаспера Локвера в последние пять лет. Потом я изготовил свои фотографии. В Форин офис очень быстро проверили, что никто с подобной фамилией из данной местности не имел заграничного паспорта. Единственным паспортом бедолаги Джаспера был тот, с которым он ушел на полтора метра под маргаритки.
Мой паспорт был восхитителен в своем синем переплете. Я немного размечтался, прежде чем отправил его в свой банковский сейф. Маловероятно, чтобы директор, нервничавший каждый раз при моем появлении в его финансовом заведении, мог подумать, что в пакете могут храниться такие документы, и он будет более расслаблен в следующий раз, когда я попрошу у него кредит.
Кроме свободы передвижения, даваемого мне второй личиной, я имел возможность получить другие документы с помощью паспорта новоявленного Джаспера Локвера, он же Филипп Макальпин. Мой начальник Руперт Квин из YI Пи-Эн не имел к ним никакого отношения.
Глава вторая.
Стратегическое отступление: термин, используемый в средствах массовой информации для оправдания отхода... или бегства.
Мой кабинет в YI Пи-Эн - три метра на три. На стене серовато-стальной ковер и в рамке карикатура на Премьер-министра работы Джеральда Скарфа. Я бы предпочел портрет одного из моих непосредственных начальников и шефа всей этой банды самураев, Руперта Квина. Но, поскольку он неофициальное лицо и в Гражданском Департаменте нас шутливо называют Синдикат Квина, Скарф не имел случая его видеть.
У меня красивое бюро из светлого дерева с темными ножками, рядом вращающееся кресло. Мое окно на шестом этаже выходит на перекресток Кингсвей и Холборн. Большую часть времени я провожу со старым морским биноклем, рассматривая хорошеньких девочек в миниюбках, входящих и выходящих из вестибюля метро Холборн.
Читать дальше