Елена Сазанович - Смертоносная чаша [Все дурное ночи]

Но его умный отец отправил своего любимчика за границу, где тот познакомился с этой глупой девчонкой. Она тоже горазда все портить! Дурочка! Стас увлекся ею. Вряд ли полюбил. Но она каким-то образом вывела его из депрессии. Знаешь, слишком глупые, легкомысленные дурочки иногда приходятся кстати. Особенно таким мрачным философам с байроновской отметиной на лице, как Стас. Но, как впоследствии оказалось, она вполне могла пригодиться и мне. Я могла убить сразу двух зайцев. Вася и Стас впоследствии становились самыми реальными самоубийцами. Клуб к этому времени уже вовсю действовал. Вино из-за границы доставлялось большими партиями, а я сама уже играла фактически две роли.

– Две роли? – не понял я. – Что ты этим хочешь сказать, Оксана?

– Фортуна тоже была на моей стороне, Ник. И, увидев впервые подружку Толмачевского, я окончательно поняла – мое дело верное. И небесные силы на моей стороне.

– Сам дьявол и сам черт. Ты среди них – прекрасная ведьма.

– Пусть так, Ник! – вскрикнула Оксана. – Называй их как хочешь! Во всяком случае, эти персонажи гораздо любопытнее и многограннее, чем святые! И поверь, в аду крутится гораздо больше интересных, талантливых людей, чем в райском саду! Поверь, Ник! В рай попадают или юродивые, или святые, жизнь которых ничем не примечательна. Ведь добрые поступки однообразны! И положительные персонажи в пьесах, как правило, примитивны! Пусть я попаду в ад! Только там можно встретиться с настоящими гениями! Только там!

– Об этом глупо спорить, Оксана. Надеюсь, ты сама скоро сможешь убедиться, что в аду прогуливаются только уголовники, завистники и всякое ничтожество, но никак не гении.

Глаза Оксаны сощурились до узеньких щелочек.

– Поверь, Ник, что ты в этом сможешь убедиться гораздо раньше меня. Но слушай, я продолжаю, Ник. А ты наслаждайся – дальше тебя это все равно не уйдет.

Итак, появилась подружка Толмачевского. Анна. Пожалуй, самый второстепенный персонаж в моей пьесе, но довольно красивый. Пышные черные волосы, иссиня-угольные глаза, маленькая аккуратненькая родинка на правой щеке. Я не верю в двойников, но она настолько была похожа на меня, что многие нас путали. Правда, она гораздо проще и гораздо глупее. Она любила красивую жизнь. Но значительно больше она любила господина Толмачевского. Этого типичного представителя «новых русских». Я понятия не имела, за что можно боготворить такого примитивного типа, но она любила. И это мне тоже было на руку. Она полностью подчинялась ему, слепо ему доверяла, и я решила использовать эти чувства в своих целях.

Я поняла, что сама судьба мне подсказывает играть две роли. Первая роль – роль честного, умного врача, большого профессионала, порядочной женщины, не знающей косметики, скромно одетой. Такой я решила стать в повседневной жизни. И лишь иногда, в определенных случаях, я превращалась в Анну, когда нужно было подстраховаться на случай провала. Анна стала для меня прикрытием, моим бронежилетом. Так, проводя долгие беседы со смертниками в кабинете Толмачевского, я становилась Анной. И управляющему объясняла, что это нужно для дела. Он и не вдавался в подробности. Слишком много ему платили, чтобы он имел право на вопросы. А эта глупышка Анна ничего и не подозревала, хотя не раз замечала, что мы с ней очень похожи. Даже во вкусах. Мужские костюмы, широкополые шляпы, распушенные волосы.

И впоследствии мне очень пригодилась роль Анны. Я запутывала ход следствия. Убийство Стаса – Анна. С кражей Афродиты – тоже она. И даже в случае с призраком, которого испугался швейцар. Это было гениально! Но арест Анны становился для меня крайне не желательным. И, безусловно, лучше было, чтобы подозревали Воронову. Не получалось! Ты сам мне докладывал подробности следствия, Ник. И я тебе за это благодарна. Ты мне очень помог. Я находила возможность все переиграть, если это было необходимо. Впрочем, такая возможность у меня была всегда. Стас вернулся из Вены с Василисой. Я уже знала, что он в меру счастлив, но так же знала, что его счастье иллюзорно и в любую минуту он готов вернуться ко мне, стоит только поманить пальцем. А мне он становился нужен.

– Вернее, тебе нужна была его ценная вещица, перо несчастного декабриста, погибшего во имя свободы, – не выдержал я. – Знал бы бедный Якушкин, что из-за него спустя полтора века произойдет убийство, – в жизни бы не пожелал стать известным человеком!

– Я не хотела убийства Стаса, Ник! Я хотела, чтобы он сам… Сам пришел к этому! И все шло по плану! Я вернула его. Он тут же прибежал ко мне, забыв про всех Вась на свете. Впрочем, я лгу… Он искренне жалел эту девушку, много о ней рассказывал…