Всеволод Данилов - Банк

– А пусть тебе Малюта твой рассказывает. Обложились. У каждой падлы по своему Скуратову. Во вам теперь чего выгорит! – Жукович сформировал увесистый кукиш, и Забелин, за минуту до того сам пораженный происходящим, не контролируя больше себя, взметнул сжатую в кулак руку.

– Не-ет! – закричали сзади. Вошедшая тихонько Юля с ужасом смотрела на охваченного яростью Алексея. – Он же живой!

– Пока живой. – Насмешка на лице Подлесного плохо, впрочем, скрывала овладевшее им смущение. – Предатель это нашего общего дела, Юлечка.

При звуках Юлиного голоса Забелин опомнился, не в силах еще полностью остановиться, схватил Жуковича за ворот, выдернул из кресла, намереваясь дотащить до двери, но не удержал тяжелое тело, и тот рухнул на пол.

– Пошел вон. Ты мне больше неинтересен, – процедил Забелин.

– Премного вами благодарен, барин. – Жукович, скосившись на Юлю, поднялся, скривил избитое лицо в усмешке и медленно, на подминающихся ногах, двинулся к двери, с опаской поглядывая в сторону приблизившегося Подлесного, добрался до спасительно выхода. В потухших глазах вспыхнула показная удаль. – Н-на вам! – отчаянно, срывающимся голосом выкрикнул он, ударив себя ребром ладони по сгибу другой руки. И, дернув ручку, выбросился в приемную.

Подлесный было шагнул следом, но дорогу перегородила хрупкая фигурка. Юля глядела на нависшего перед ней мужчину с необычной в ней неприязнью.

– Извини, Юль, что при тебе получилось. Но это мужские разборки.

– Вы человека! Как грязь раздавили. Недоброе вы сотворили.

– Ты бы лучше нас всех пожалела. – Забелин, совершенно обессиленный, уселся на ближайший стул. – Столько работы. В одном институте шестьсот человек. И один гнус… взял да все и подпалил. Да что теперь говорить? Доброта-то, она тоже должна быть… умной.

– Предательство это, Юля, – попытался смягчить слова шефа Подлесный. – И тут уж не до антимоний.

– Страшный вы, Подлесный, – не приняла примирительного тона Юля. С горечью помолчала. – А ты, Алеша. Ты… тоже не божеский.

– Зато ты вся из себя божеская! Аж исползалась перед ним на карачках. Только что-то не больно Господь твой тебе помогает. И вообще, я этими поповскими проповедями дома закормлен! Так хоть здесь дай отдохнуть!

Забелин прервался, пугаясь вырвавшихся слов. Вскрикнувшей Юли в кабинете уже не было.

– Зря так-то. Девочка ведь еще. Не обвыклась, – не одобрил Подлесный.

– На себя посмотри, миротворец хренов! Кистеня только не хватает да дыбы. Пыточную он в кабинете вице-президента устроил.

– Просил ведь подвал.

– Пошути еще.

Мысли об обиженной им в сердцах Юле непрестанно вращались в голове и мешали вернуться к делу.

– Ладно. Рассказывай, как Жуковича вычислил.

– Ну, я его сегодня с утра пас. Хоть т… вы и приказали, но… я так подумал, что для дела.

– Дальше.

– Ну, он, правда, верещал поначалу, чтобы не лез. Но потом я его слегка образумил.

– По печени?

– Да нет, зачем? Это уже здесь, по факту. Значит, после того как Клыня привез ваш конверт, я его лично принял, хоть этот сучок вновь верещать пустился, но зато убедился ответственно – все было в целости: не надорван, и росписи ваши соответствуют. Не вскрывался, короче. За это отвечаю. Жукович при мне все в новый конверт опечатал. Выходил, правда, пару раз. Вот тут я в сомнении.

– Не мнись.

– Без пятнадцати пять приехали на аукцион. Сдали все документы. Из «ФДН» народишко уже крутился. Потом узнал, что они один свой конверт тоже в последний день подменили, но за полтора часа до нас. То есть получается – до того как вы цифру проставили. А после никто не менял. За это поручусь. Ни на шаг не отходил.

Короче, в семнадцать тридцать объявляют, что участвуют четыре компании (две от них, две от нас), все документы действительны. Начали вскрывать.

Вскрывают ихний первый конверт – сто двадцать тысяч рублев. То есть на халяву хотели. Наш первый – полтора миллиона. Вскрывают второй наш – ё твое – шесть миллионов и при них пять тысяч. Я еще подумал – ну, дает шеф, швыряет деньги за нефиг делать. И тут вскрывают их последний – шесть миллионов десять тысяч не хочешь? Не две, что нам Жукович по максимуму пророчествовал, а точнехонько шесть. Да еще на нашу пятерочку десяточку аккуратненько положили. В дамки с сортиром. Просто-таки снайперски точно наварили.

– Как Жукович себя вел?

– Выступать начал. Мол, никакой протокол подписывать не стану. Де, фальсификация все. Да только пылил он. Подпись его никому и так не нужна, подписывает только победитель. А по форме не придерешься. Ну, я потерпел, пока не закончится. Пока назад ехали. Выслушал, как он по дороге повозбуждался. За пацана, должно, держал. Но старый опер всяких видал. А уж в кабинете – тут от души. Если бы вы раньше времени не объявились, я бы из него всю компру с говном вынул.