Анна и Сергей Литвиновы - Биография smerti

– А... а записка? – выкрикнула Таня.

– Да тоже элементарно, – хмыкнул артист. – Его это записка. Он сам, дурачок, ее написал и сам же через горничную для тебя передал... Тут, правда, поуговаривать его пришлось, Стасик-то, рыцарь наш доморощенный, пытался возражать. Говорил, что так невежливо, что джентльмен должен просто взять прекрасную даму за руку и привести на эту дурацкую поляну... Но он же слабак был, наш болезный, далекий от жизни Стасик. Так что я его и тут переубедил. Сказал, что истинные романтичные красавицы... такие, как вы, мадемуазель... – Пыльцов отвесил в ее сторону шутовской поклон, – до сих пор эпистолярный жанр предпочитают. И ведь прав оказался. Ты купилась. Пришла. Только получилось не к нему – ко мне.

Он сделал резкий, уверенный выпад. Лезвие ножа просвистело в сантиметре от Таниного лица. Девушка отпрянула, завизжала. Но то, оказалось, была лишь тренировка. Пыльцов сжал ее в объятиях... Нежно, будто играя, провел кончиком ножа по шее, коснулся ключиц. Задумчиво пробормотал:

– А ты красивая...

Таня мельком взглянула в его глаза. Абсолютно пустые, темные, страшные – будто ночь в горах. В голове мелькнуло: «Да он просто безумен! Он не выдержал этих десяти лет под постоянной угрозой разоблачения. Он сошел с ума!»

А стрелки часов застыли на половине второго. И ни звука в лесу, полная тишина. Ни единая душа не спешит ей на помощь. Что еще, ну что же еще можно придумать?!

И тогда Таня истерически закричала:

– Безмозглый козел! Ты ведь все равно проиграл! Тебе бессмысленно меня убивать!

Получилось громко, да еще и эхо в горах мощнейшее... Актер поморщился. Но нож свой придержал.

И Таня закричала еще громче:

– Понимаешь: бесполезно! Я тебя обманула! Я все знаю! Холмогорова на самом деле мне все рассказала! Давно, сразу, как я приехала! И я меры предосторожности приняла! Так что ты все равно покойник, понял?!

– Ты врешь, – пробормотал актер.

Однако уверенности в его голосе не было.

И Таня в том же духе продолжила:

– Холмогорова всегда тебя переигрывала и тут переиграла! Ты просто дурак! Она заранее подстраховалась! И я тебя уже сдала!

Она сделала паузу.

– Дальше... – металлическим голосом потребовал актер.

– А что дальше? – хмыкнула Татьяна. – Я все сразу же своему отчиму рассказала – кто убил фотомодель и почему. А он у меня полковник ФСБ. Так что можешь, конечно, меня убить, но отчим легко поймет, что к чему. И тебя самого по стенке размажут. Понял, говнюк?

Он внимательно смотрел на нее. Из-за горы осторожно выглянула луна.

«Купится? Не купится?» – вертелось у Татьяны.

А Пыльцов еще пару секунд побуравил ее своими прекрасными, глубокими глазами и насмешливо произнес:

– Не умеешь, лапонька, врать...

Таня снова увидела циферблат его часов: час тридцать восемь.

А Пыльцов добил:

– И играешь хреново. Во ВГИКе бы на первом туре срезали.

Ночь. Лес. Абсолютная тишина. Все бессмысленно – помощь уже не придет. И когда нож красивым, быстрым движением взмыл в черное небо, ей вдруг стало все равно. А острая боль в груди, собственный отчаянный крик и наступившее за ним забытье оказались не страшны – спасительны...

Лайнер коснулся земли ровно в полночь. Еще долго рулил по ночному аэропорту, ревел мотором, а Ходасевич в нетерпении переминался у задраенной наглухо двери. Стюардесса поглядывала с неодобрением, но воспитывать единственного пассажира, путешествующего первым классом, не решалась.

Полковник всегда сам про себя осуждал самолетных торопыг – несолидно, а главное, бессмысленно. Но сегодня ничего не мог с собой поделать. Вроде ничего страшного не происходит, и Татьяна клялась, что из своей комнаты ни ногой, а сердце все равно саднит, душу переполняет тревога. Чутье ? Или он просто стар уже стал? Не зря Танюшка в шутку дедулей его стала называть...

Наконец ненавистная дверь отъехала в сторону.

– За вами персональный микроавтобус... – неулыбчиво сообщила полковнику стюардесса.

– Спасибо, – кивнул Валерий Петрович и тяжело зашагал по трапу.

На аэропортовский мини-вэн он даже не взглянул – потому что по соседству с убогим пикапчиком интеллигентно фырчал мотором черный лаковый «мерс». Перед ним – машина сопровождения с логотипом аэропорта. Едва завидев полковника – тот выходил первым из пассажиров, – водитель выпрыгнул из «Мерседеса». Кинулся, подхватил под локоток, помог сойти на землю, проворковал на ухо: