В лавке я вновь учуял резкий запах — сильнее старомодного аромата всех этих древностей, тот же запах, что витал в кафе Кеннеди. Даже парфюм, которым пахла синяя штора в глубине магазина Анны, не мог этого запаха одолеть.
Я отодвинул штору, глубоко вздохнул и стал подниматься по скрипучим ступеням. Правая ладонь скользила по гладким перилам.
В комнате на втором этаже было теплее, чем во всех местах, что я посетил за день; в старомодной жаровне ярко горели угли. Настольная лампа освещала софу, мягкое кресло и остальную непримечательную мебель. Фотография пожилой четы и маленькой девочки висела над низким книжным шкафом. Темные синие портьеры заслоняли окно, выходящее на Парк.
Слева через открытую дверь я видел изножье кровати, покрытой красным одеялом, под которым виднелись очертания ног, и слышал тихий женский голос.
Я прокашлялся.
— Здесь есть кто-нибудь?
— Входите, — произнес голос, и я вошел в спальню, готовый увидеть обладательницу голоса и человека, с которым она разговаривала.
Но Анна Грубах была одна. Она лежала, опираясь на две высокие подушки, в кровати с темной резной спинкой. Трудно было сказать, сколько Анне лет, хотя, по словам комиссара Блэра, ей было за сорок. Приятная внешность — спору нет. Длинные светлые волосы зачесаны назад, высокий лоб открыт. На Анне была зеленая ночная рубашка, и низкий вырез открывал тяжелую грудь. Анна явно не была миниатюрной женщиной.
Вся мебель в спальне — бархатный стул подле кровати, элегантная тумбочка, большой комод, заваленный книгами и бумагами, книжный шкаф со стеклянными дверцами, большое зеркало в резной раме на стене у кровати — была, судя по всему, антикварной.
Зеленые глаза Анны изучали меня. Тушь не замаскировала остроты взгляда. Голос Анны оказался ниже и гортаннее, чем я ожидал.
— Так-так. Значит, вы — молодой Максвелл. Надеюсь, этот полицейский с Юга сделал правильный выбор. Снимайте плащ и присаживайтесь. — Лицо Анны было напудрено до белизны, а губы — ярко-красные, видимо, она их накрасила только что. Анна совсем не выглядела больной — скорее женщиной, которая решила прилечь отдохнуть. Меня смущала эта интимность и жара: я по особому приглашению оказался в спальне незнакомой женщины, что лежит в постели в красивой ночной рубашке и только что сделала макияж.
Но она умирает. Об этом забывать нельзя. Я сел и включил диктофон; Анна разглядывала царапины на моем лице.
— Вижу, вы успели познакомиться с нашей дикой природой, — сказала она. — Мне очень жаль. Жаль. Жаль. — И Анна внезапно зарыдала, указывая на мои ссадины, содрогаясь от всхлипов, снова и снова повторяя: — Жаль, жаль, мне очень жаль.
Я был шокирован, хотя отчасти готов к этому всплеску — комиссар Блэр предупреждал, что таким образом на Анну подействовал яд: она стала пленницей некоторых слов. То есть некоторые ключевые слова, по-видимому, вызывали у нее мощнейшие спазмы чувств. Ее настроения были невероятно хрупки, будто защищены лишь тончайшей скорлупой. Я послушался совета комиссара Блэра и сделал вид, что не заметил этой бури эмоций — хотя она была искренна и расстроила меня.
Через некоторое время Анна перестала плакать и вытерла глаза.
— Как хорошо, — сказала она, снова придя в себя.
Потом показала на комод: — У меня там бутылка виски. Не стесняйтесь.
Не подумав, я сказал — нет, спасибо; и настроение Анны мгновенно переменилось. Теперь она негодовала:
— Как вы смеете отказываться! Убирайтесь отсюда! Убирайтесь отсюда! — Она визжала на меня, и явно всерьез.
И снова я послушался совета комиссара Блэра: сделал вид, что не обращаю внимания на ее вопли. Я сказал, что передумал и, пожалуй, выпью стаканчик; подошел к комоду. Кипа бумаг на нем оказалась повествованием Айкена. Я очень неторопливо сдвинул ее, взял антикварную бутыль «Старого тлена» и налил себе виски. Поставил бутылку, вернулся к стулу и сел.
Гнев Анны испарился, и она вздохнула.
— Как мне было хорошо! — сказала она. И потом: — Вы прочли?
Внезапные перемены в настроении Анны не давали мне сосредоточиться, и я не сразу сообразил, что она говорит о рассказе Айкена.
— Что вы думаете о его Анне? — Она спросила так, будто речь идет о другой женщине, героине книги, а не о ней самой. Я попытался придумать ответ поосторожнее, чтобы Анна снова не взорвалась.
— Она интересная женщина.
Ответ был верный, и, похоже, Анна осталась довольна:
— Да. Действительно интересная. С учетом обстоятельств.
Читать дальше