Ольга Тарасевич - Копия любви Фаберже

– Давай сворачиваться, – прошептала Лика, снимая с ручки колпачок. – Не хватало мне еще родить раньше срока. А таким придуркам пофиг, беременная, не беременная, прилично, неприлично. Талантливые писатели – страшное дело!

Она подписывала книги, краем глаза наблюдая за настойчиво пристающим к людям литератором.

И его жалко – дядечка немолод, ему бы сидеть где-нибудь на даче в окружении внуков, а не отчаянно пытаться реализовать свои эпистолярные экзерсисы. И себя жалко – успешно издающийся автор пашет, как папа Карло. Он же не виноват в том, что востребован. Но постоянно вынужден наблюдать пароксизмы ненависти и зависти!

«Вообще моя писанина позволила мне увидеть такое звериное лицо интеллигенции, что лучше уж я буду пролетарием, – думала Вронская, старательно выводя автографы. – Все, что угодно, готова вынести – лишь бы никогда не стать похожей на талантливых писателей».

– Граждане! Соотечественники! Одумайтесь! – завопил мужичок, прижимая к груди так и не уменьшившуюся стопку своих творений. – Что вы читаете! Кого вы читаете! Про нее в газете «Молотом по наковальне» всю правду написали!

Бренд-менеджер негромко ругнулась и зашипела:

– Пошли отсюда скорее, я больше не могу сдерживаться!

Симпатичная девушка, протягивавшая роман, нахмурилась.

– Для Татьяны подпишите. А что про вас в этой газете написали?

– Не знаю. – Лика изо всех сил старалась не расхохотаться. – Но, судя по названию издания, ничего хорошего. Пусть пишут дальше. Главное, чтобы фамилию правильно указывали.

На какой-то момент в зале стало совершенно тихо. Лика, радуясь, что охрана, видимо, все-таки выперла скандалиста, быстро подписала последнюю книгу. Подняла глаза и онемела.

У кассы, зажав под мышкой букет роз, стоял Андрей Захаров. Ему пробивали целую стопку ее романов.

– Ты же говорила, в Гоа… – удивленно прошептала Ирина, откидываясь на спинку стула. – Вот это сюрприз!

Первым в себя пришел талантливый писатель.

С воплями: «Профинансируйте мне книжечку стихов» – он устремился к Андрею. Тот, аккуратно положив букет на прилавок, приподнял мужичка и хорошо встряхнул. А потом нежно сказал:

– Вали отсюда, по-хорошему пока прошу…

Через полчаса Лика уже сидела в ресторане и, потягивая через соломинку свежевыжатый апельсиновый сок, слушала рассказ Андрея.

– Ну, приехал. Спал три дня. Просыпался, чтобы пообедать, и опять отрубался. Потом как переклинило, – Захаров недоуменно пожал плечами. – Лежу на пляже, моря не вижу – перед глазами бизнес-план. Пытаюсь заснуть – ничего не выходит, все время думаю, еще вот такую тему можно замутить, того нет на рынке, этого. Потом галюники начались. Прикинь, вижу в номере малую, как живую точно. Ходит, в кресле сидит, на кровать ко мне подваливает. Крыша у меня поехала капитально, даже голос ее стал слышать. Сказала она, что, чем отдыхать с такими мучениями, лучше уж мне работать. Я шмотки собрал и вперед в аэропорт. В Москве только отпустило.

Лика закусила губу. Финал ее книги, где Андрей философски осмысливает произошедшее, ей понравился куда больше. Продолжение истории в реальной жизни предсказуемо. Сначала Андрей «замутит тему», потом ему на шею бросится очередная барышня «можно разик», далее захочется жениться на какой-нибудь «нормальной малой, хорошо, бренд пиарится».

Все возвратилось на круги своя.

Наверное, зачем-то нужны эти люди, умеющие делать деньги из воздуха, швыряющие миллионы на безумные прихоти, переживающие свои трагедии с такой легкостью, как будто бы они происходят с кем-то другим.

Можно предположить, что их вклад настолько значителен, что искупает совершенные безумства. Что те, кто идет впереди, должны быть сильнее и жестче, прокладывать дорогу тяжелее, чем двигаться по накатанной колее.

– Ау, – Андрей встряхнул Лику за руку. – С тобой разговариваю! Я уже заколебался на весь ресторан орать. Я говорю: зачем тебе ребенка одной растить. Замуж за меня пойдешь?..

Мюле! Мюле! Где ты, вредная собака? Мюле! Ко мне! (нем.)

Мюле! Мюле, вот ты где! (нем.).

Добрый день! Говорите, пожалуйста, медленнее. Я понимаю немецкий не очень хорошо (нем.).

Меня зовут Марта. Вы – француз? (фр.)

Нет, я русский (фр.).

То есть вы не хозяин этого дома, а только гость? Мне папа говорил, что наш сосед – месье Фаберже. Это же не русская фамилия! (фр.)