Если, не дай бог, они спускались или поднимались по лестнице, то буквально пробегали мимо, стараясь не встретиться с Кириллом взглядом или быстро шмыгнуть в лифт. А то и вернуться обратно в квартиру и в спешке захлопнуть дверь, за которой тут же воцарялась мертвая тишина.
Однажды, когда он сильно порезал палец, а йода под рукой не оказалось, ни в одной из квартир, куда он звонил, ему так и не открыли. Люди на цыпочках подходили к «глазкам», напряженно дышали там, за дверями, и так же бесшумно отходили, растворялись в необъятных недрах квартир старой планировки.
Кириллу пришлось обмотать палец носовым платком и отправиться в ближайшую аптеку за перекисью, йодом и бинтами. Всю дорогу он раздумывал над непонятным поведением будущих соседей, так и не придя ни к какому выводу.
Он сделал приличный запас перевязочных и дезинфицирующих средств, так как его квартиру ремонтировали два быстрых и неразговорчивых мужика, нанятых отцом, и им тоже могла понадобиться аптечка. Кирилл спрашивал у мужиков насчет соседей, но они только пожимали плечами:
– Тут, наверное, одни старики остались, пенсионеры. Куда им ходить?
Получалось, что мужики тоже почти никого не видели. Это было странно. Дом, в котором не было ни одной пустой квартиры, словно вымер. То есть жильцы, без сомнения, были, но… прятались, что ли? От кого? Почему?
Дом располагался внутри двора, в центре Москвы, в Неопалимовском переулке. Его окружали высокие старые липы, клены и разросшиеся кусты сирени. Стояла ранняя, теплая и сухая осень. Ветер гонял по асфальту желтые и красные листья. На клумбах отцветали лиловые астры.
Кириллу безумно нравился этот тихий уголок старого города, само название переулка, говорившее о том, что во время бесчисленных опустошительных пожаров Москвы огонь обходил это место и оно оставалось невредимым.
– Хорошая примета! – сказал отец Кирилла, когда они ходили смотреть квартиру.
Николай Авдеевич Дубровин родился в Москве и прожил в ней всю жизнь. Он был профессором математики и до сих пор работал в университете, руководил научными исследованиями. Мама Кирилла ни одного дня не работала, обхаживая ненаглядного Коленьку, устраивая его быт и обеспечивая ему «творческий и интеллектуальный рост». Потом, когда появился еще более «ненаглядный» Кирюша, у нее прибавилось хлопот и пришлось нанять домработницу. Оплачивать ее труды оказалось уважаемому профессору не по карману.
Маргарита Георгиевна, посещавшая в детстве и юности хоровой кружок, считала себя несостоявшейся великой певицей. Когда у нее случались приступы легкой меланхолии, она надевала шелковое кимоно, привезенное ей в подарок мужем из Японии, ставила пластинку и слушала арию Чио-Чио-сан, куря при этом ментоловую сигарету, вставленную в длинный янтарный мундштук.
Сразу после школы она выскочила замуж за подающего надежды математика, потерявшего голову от ее свежей и наивной юности, и не прогадала. Супруг был значительно старше ее, называл ее Риточка, души в ней не чаял, выполняя все капризы юной жены. Он защитил сначала кандидатскую, потом докторскую и беспрепятственно продвигался по служебной лестнице. Нрава он был кроткого, весь погружен в свои формулы и уравнения, вредных привычек не имел и, кроме математики, любил старинные романсы и старинные монеты.
Романсы негромким низким голоском ему пела Риточка, кое-как аккомпанируя себе на небольшом черном рояле, который еще помнил, как уважаемый Николай Авдеевич ходил под ним пешком. А скромная, но тщательно подобранная нумизматическая коллекция тешила его душу скучными осенними вечерами. Запершись в своем кабинете и вооружившись лупой, профессор наслаждался разглядыванием своих сокровищ.
Когда Кирюша подрос, отец решил приобщить мальчика к нумизматике, ища в нем единомышленника и преемника в собирательстве. Он сажал ребенка на колени, раскрывал толстые глянцевые издания, иллюстрирующие историю монет, и, показывая пальцем то на одну, то на другую, пускался в длинные подробные объяснения.
– Знаешь, сынок, кто первый додумался чеканить золотые деньги? – задавал он вопрос, на который сам же и отвечал. – Одни утверждают, что это знаменитый Крез, лидийский царь, прославившийся несметным богатством. Другие… впрочем, неважно. Главное – благодаря честолюбию древних владык на свет появилась этакая красота! Художник должен был уместить на крохотном кружке простой и выразительный рисунок, изящную композицию, изумительную по тонкости исполнения. Формы для монет делали лучшие резчики, настоящие мастера, способные превратить золотую или серебряную денежку в прелестную миниатюру. Некоторые монеты – настоящие шедевры изобразительного искусства и немые свидетели прошлого. Они могут подтвердить или опровергнуть догадки историков и археологов. Вот, смотри… это афинские монеты с надменным профилем богини… вот римские денарии с близнецами Ромулом и Ремом и вскормившей их волчицей… вот монеты Сицилии пятого века до нашей эры. Они славятся тем, что на них можно увидеть колесницы на беговых состязаниях…
Читать дальше