Наталья Солнцева - Кинжал Зигфрида

– Как ты… собирался меня убить?

Неверов падал в пропасть и не мог остановиться. Он шагнул в бездну и предоставил судьбе решать его участь. Он зашел так далеко, что пути назад не было. Теперь от этой хрупкой женщины, с которой он стоял под венцом, зависели его жизнь или смерть.

– Утопить в трясине, – опустив голову, прошептал он. И добавил, не надеясь на прощение: – Мы бы продолжали жить в Камке, ты бы ничего не знала про наследство. А потом однажды по дороге в Дамианову пустынь оступилась бы, и все…

Лучше бы ему умереть прямо сейчас, сделать себе харакири, что ли. Та пытка, которую он терпел, признаваясь в собственном ничтожестве и позоре перед любимой женщиной, терзала его сильнее, чем физические страдания. Он никогда не верил, что такое возможно, был насмешливым циником, не признающим ничего святого.

– Ты любишь меня? – спросила она.

– Ч-что?

– Ты меня любишь?

Влад заговорил бессвязно, страшно волнуясь и путаясь. Его глаза повлажнели.

– Я… любил тебя всегда. Заброшенный монастырь, болота, луна на черном небе околдовали меня. Я переродился! Да, не смейся, пожалуйста. Я как будто сам содрал свою кожу и, корчась от боли, обнаружил, что у меня есть сердце…

– Нам нельзя любить, – повторяла Таисия. – Нельзя.

– Почему?

– Потому что мы… умерли…

– Что ты говоришь? – опешил он. – Мы ужасно устали. Нам обоим нужно отдохнуть, не думать ни о чем, просто забыться… Все образуется, я уверен. Я позаботился о том, чтобы…

Он рассказал ей, как решил исчезнуть, но из этого ничего не получилось.

– Я хотел инсценировать гибель на охоте. Дескать, преследовал кабана, заблудился на болотах и утонул. Неверов бы исчез, а Прилукин остался. Я все предусмотрел, кроме того, что ты позвонишь Леде. Мы бы затерялись где-нибудь в глуши или уехали за границу. Плевать на наследство! Деньги мы заработаем… Я заработаю! У меня неплохо варят мозги. Ты не представляешь, как мы заживем…

Он потянулся к ее губам, но она отстранилась.

– Ты тоже не все обо мне знаешь…

Он не думал, просто нес в себе след своего создателя, его частичку. Тончайшую субстанцию, пронизывающую творение. Все, что люди считают мертвым, на самом деле в какой-то степени живо.

Он чувствовал – скоро закончится период тьмы и наступит триумф света. За ним пришли, он ощущал это, как незримую неосязаемую вибрацию своего совершенного, гладкого и блестящего тела. Дрожь в предвкушении пира.

Люди – странные существа. Воюют, чтобы присвоить себе города, степи или горы, табуны лошадей, дома, красивых женщин. Особенно много крови льется из-за золота. Целые сонмища бабочек летают над полями сражений, заслоняя солнце, – это души погибших за химеру. Они так и не успели узнать главного.

Время все превращает в прах. Самые великие завоеватели и сказочно богатые владыки теперь беднее последнего нищего. Власть, пьяный земной мед, упорхнула от них, как вспугнутая колибри. Яркие перышки, великолепный хвост – и спустя мгновение только едва заметно покачивается ветка, на которой сидела птичка.

Он был равнодушен к стремлениям людей. Вряд ли он умел мыслить… и уж точно не умел чувствовать. Он служил времени, выпускал на волю бабочек. Только одна бабочка всегда пребудет с ним – он ее не отпустит. Она – его душа. Они будут летать вместе… или прозябать в бездействии и неподвижности. Они – неразлучны.

Он пришел из страны туманов и был совсем не прочь вернуться. Он стосковался по славным подвигам и сильным рукам безупречного героя.

Он не умел верить, не умел любить, не умел ненавидеть. Он – открывал клетки, в которых томились бабочки. Прокладывал дорогу сильным и повергал слабых. Страх повиновался ему, как рабы повинуются грозному господину. В его острие таилась смертоносная страсть. Он жаждал жертв. Он входил в плоть, как фаллос входит в женское лоно, и тем совершал самый сакральный сексуальный акт. Он воплощал собой Эрос, несущий гибель…

Время открыло ему свое лицо, непостижимое и вожделенное. Ибо тот, кто не владеет временем, не владеет ничем…

Матвей застал Астру перед зеркалом.

Альраун, завернутый в атласный лоскут, лежал рядом. Не стоило спрашивать, верит ли она в силу сухого корня. Придется выслушать длиннейшую тираду, из которой он половину не поймет, а остальное окажется сущей ерундой.

– И что ты там видишь? – поинтересовался он.

После встречи с Глазьевым Астра всю ночь не давала ему глаз сомкнуть. Он уснул под утро, отделавшись от нее под предлогом полного отупения, и она милостиво разрешила ему поспать пару часиков.