Ричард Фримен - Око Озириса

— Да! — сказал я. — Именно так. Мне самому эта мысль очень нравится. Только я не смогу этого устроить в ближайшие дни, так как у меня сейчас есть работа, которая занимает все мое свободное время.

Оба моих друга вопросительно посмотрели на меня, и я вынужден был рассказать им всю историю с порезанной рукой и с Тель-Эль-Амарнскими письменами.

Благодаря ли тому, что ежедневная практика восстановила мою прежнюю стенографическую беглость, или же просто мисс Беллингэм переоценила количество предстоящей нам работы, но на 4-й день наша работа была почти закончена, и я готов был молить судьбу, чтобы она еще хоть немного продлилась, чтобы лишний раз понадобилось идти в читальный зал. Хотя наш совместный труд продолжался очень недолго, но он успел внести большие изменения в наши отношения. Самая близкая, самая лучшая дружба создается общностью работы и, по крайней мере, между мужчиной и женщиной такая дружба — наиболее искренняя и здоровая. Каждый день, приходя в Музей, я находил целую груду книг с отмеченными местами и приготовленными записными книжками в синих переплетах. Каждый день мы усердно занимались выписками, потом возвращали книги, вместе выходили, затем пили чай в молочной и, наконец, отправлялись домой, обсуждая сделанную за день работу и говоря о тех далеких временах, когда царствовал Эхнатон и писались Тель-Эль-Амарнские таблички.

Хорошее это было время, такое чудесное, что, передавая в последний раз книги, я вздохнул при мысли, что теперь все позади. Впрочем, работа была уже закончена, и рука моей прелестной пациентки поправилась. Сегодня утром я снял лубок, и она более не нуждалась в моей помощи.

— Что же мы теперь будем делать? — спросил я, когда мы вышли в главный зал. — Идти пить чай слишком рано. Не пройтись ли нам по галерее?

— Почему бы нет? — ответила она. — Мы можем посмотреть предметы, связанные с нашей работой. Наверху, например, в III Египетском зале есть рельефное изображение Эхнатона. Пойдемте туда.

Я охотно согласился и отдал себя в распоряжение своей умелой руководительницы; мы направились через Римскую галерею, минуя длинный ряд римских императоров с малооригинальными лицами, похожими на современные.

— Я не знаю, — сказала она, останавливаясь перед бюстом Траяна, — как и благодарить вас за все, что вы для меня сделали, не говоря уже о том, что я никогда не смогу отплатить вам.

— Это совсем не нужно, — возразил я. — Работать с вами доставило мне огромное удовольствие — в этом моя награда. Но все же, — добавил я, — если вы захотите, то в вашей власти сделать мне большое одолжение.

— Какое же?

— Оно имеет связь с моим другом, Торндайком. Я ведь говорил вам, что он энтузиаст. По некоторым причинам он крайне заинтересован тем, что касается вашего дяди, а если начнется судебная процедура, он очень хотел бы быть в курсе этого дела и давать дружеские советы.

— Чего же вы от меня хотите?

— Вот чего. Если Торндайку представится какая-нибудь возможность быть полезным вашему отцу, вы должны употребить все свое влияние, чтобы м-р Беллингэм принял, а не отклонил его помощь, конечно, если вы сами ничего не имеете против.

Несколько мгновений мисс Беллингэм задумчиво смотрела на меня, а затем тихо рассмеялась.

— Большая любезность, которую я должна вам оказать, сводится к тому, чтобы позволить вам сделать нам еще большую любезность через посредство вашего друга.

— Нет, — запротестовал я. — Вы ошибаетесь. Доктором Торндайком руководит совсем не доброжелательство, а профессиональный интерес.

Она скептически улыбнулась.

— Вы не верите? — продолжал я. — Возьмем другой случай. Почему хирург встает ночью с постели, чтобы сделать экстренную операцию в госпитале? Ему не платят за это. Неужели вы думаете, что это альтруизм?

— Конечно, да. А разве нет?

— Конечно, нет. Он поступает так потому, что это — его дело, потому что его обязанность — бороться с болезнями и побеждать их.

— Не вижу большой разницы, — сказала она. — Работа эта делается из любви к ней, а не из-за оплаты. Тем не менее, я сделаю так, как вы хотите, если это понадобится. Но не буду считать, что отплачиваю вам этим за вашу любезность.

— Мне все равно, лишь бы вы это сделали, — сказал я, и некоторое время мы молча продолжали свой путь,

— Не правда ли, как странно, — сказала она, — наш разговор всегда возвращается к моему дяде. Ах, кстати! Это напомнило мне, что те экспонаты, которые он пожертвовал Музею, находятся в той же комнате, где и изображение Эхнатона. Не хотите ли их посмотреть?