Борис Акунин - Летающий слон(Смерть на брудершафт. Фильма третья)

Старик умел говорить – заслушаешься. Не то что Тимо-младший, которому цеплять слово к слову было трудней, чем совать нитку в иголку.

Груберы верой и правдой служили фон Теофельсам с незапамятных времен и о другом жизненном назначении никогда не мечтали. Кто-то из них получил половинку места в раю, кто-то – в аду, это уж как кому повезло с господином. Груберы о том не задумывались, не ихнего это было ума дело. Не один из них отдал за хозяина жизнь. Случалось и обратное. Например, прадед Зеппа во время беспорядочного отступления под Прейсиш-Эйлау не бросил своего раненого слугу, и обоих иссекли саблями гусары маршала Мюрата.

Владельцы замка Теофельс служили королям и императорам, преследовали высокие или низменные, но так или иначе масштабные цели. Груберы служили фон Теофельсам, не заносясь и не мудрствуя. Потому что в мире у всякого свое место и своя ответственность, а нарушать установленную Богом иерархию – лишь создавать хаос.

Собственная семья, и то считалась делом менее важным. У Тимо была жена, которую он редко видел и о которой редко думал. Был сын, о котором он думал часто. Но с мальчиком все шло хорошо и правильно. Он состоял при отпрыске капитана фон Теофельса, как когда-то и Тимо состоял при маленьком Зеппе.

Жизнь Грубера была ясной и прямой, хотя и не скажешь, что легкой. Больше всего расстройства доставлял русский язык. Дела службы почти все время держали хозяина в России, и словесная бездарность помощника доставляла герру капитану множество неудобств, а иногда и подвергала его опасности. Но Зепп не отказывался от услуг Тимо, не отправлял его домой. За это Грубер отплачивал единственно доступным способом – ревностной службой.

Именно из-за чрезмерной старательности он и провел в размышлениях столько времени – целый час. Хотя вообще-то почти сразу сообразил, как нужно взяться за дело. Ум у Тимо был цепкий и ухватистый, как челюсти ризеншнауцера.

Это ведь только начальники воображают, будто все зависит от них. На самом деле успех или неуспех любого великого начинания определяют маленькие люди, исполнители. Как говорил папаша, архитектор рисует, а строить каменщику. Еще папаша всегда повторял: чем проще, тем оно надежней.

Честно посвятив обмозговыванию ровно 60 минут и не додумавшись ни до чего более толкового, чем первоначальная идея, Грубер зашел в лавку, купил того-сего и отправился к рощице, близ которой был выстроен загон для большого самолета.

Сел на травке, в виду ворот, нарезал на газете круг колбасы, положил редиску и зеленый лук, расставил полдюжины пива и стал не спеша, со смаком выпивать-закусывать.

Мысль была: присмотреться, кто из секретной зоны выходит, кто туда входит.

Ходил-выходил только один человек, всё тот же – бравый унтер-офицер с красной рожей. То бумаги в деревню понесет, то со свертком вернется.

Тимо успел покушать, подремать на солнышке, снова сел закусить (пива и снеди у него было запасено много).

Всякий раз, проходя мимо, унтер смотрел на него с завистью. Даже сглатывал. Знать, и ему хотелось пивка. Но Грубер до поры до времени человека не искушал. Служба есть служба. Зато когда, уже к вечеру, унтер вышел из ворот просто так, с трубочкой, и прошелся вдоль рощицы прогулочным шагом, Тимо вежливо пригласил:

– Гаспадин унтер-официр, пиво-зосиска?

По кожаной фуражке было понятно, что Тимо хоть и рядовой, но не простой, а из технического состава. Унтер-офицеру с таким сесть незазорно.

Краснолицый охотно согласился.

Познакомились. Выпили по паре.

Тимо достал пузырек с авиационным спиртом, разделил поровну, долил пивом. Это был русский национальный напиток, назывался «йорш», Kaulbarsch. Отрава страшной опьяняющей силы. Правда, сам Грубер никогда не пьянел, это у него было наследственное.

Он выпил колючий Kaulbarsch до дна, мерно двигая кадыком. Сплюнул. Вытер губы. Закусил редиской.

Унтер-офицер Земен Земеныч со звучной фамилией Зыч наблюдал за этими манипуляциями с уважением.

Уж и стемнело, а новые друзья все не могли расстаться. Они стояли у высокого забора и препирались. Семен Семеныч уговаривал приятеля продолжить приятную встречу и очень обижался, что тот не соглашается, хотя Тимо сразу согласился. Но унтер пребывал в той стадии опьянения, когда любишь всех вокруг и обижаешься, не чувствуя должной взаимности.