Антон Шаффер - Духи безвременья

Голова немного кружилась, но ум, на удивление, оставался абсолютно ясным. Илья вытер слезы рукавом замызганной рубашки, перекрестился и обеими ногами оттолкнул табуретку.

В глазах у Ильи потемнело, он почувствовал, что дышать больше не может. Все его тело ходило ходуном, он извивался, словно червяк на крючке. В голове что-то безумно стучало.

Очнулся он уже лежа на полу.

Сначала он не понял, что произошло. Если это загробный мир, то зачем надо было вешаться? Действительно, вокруг был до боли знакомый интерьер его родной кухни.

Разве что воздух посвежел, но разве это все, что может дать "тот Свет"? Илья мучительно пытался думать, но это у него плохо получалось. Голова раскалывалась, а шею будто приложили горячим утюгом.

Наконец он догадался, в чем дело. Первым наперво он разжал веревку, которая до этого все еще сжимала его тонкую шею. Дотрагиваться до того места, где она была затянута, было больно. Затем Илья поводил руками по голове и нащупал огромную шишку в районе затылка. Он посмотрел на потолок и увидел свисающий с него кусок оборвавшейся веревки.

– Даже повеситься не могу, – констатировал он сам себе.

С трудом поднявшись, Далекий окинул тяжелым взглядом конченого человека свои загаженные апартаменты, плюнул на пол и снова заплакал.

Толя Губкин чаевничал. В тот вечер он не поехал, как обычно, домой, а направился на дачу к своей любовнице, которую сам необоснованно считал возлюбленной. Звали ее Оленькой. Именно она и сидела напротив него, умильно заглядывая ему в глаза и невпопад улыбаясь.

– Толенька, возьми вот это пирожнице – оно такое сладенькое!

– Сейчас попробую, милочка, сейчас попробую. – Толин рот был набит предыдущим эклером.

Сидели они на обширной веранде, построенной еще в самом начале прошлого века.

Веранда была словно создана для подобных чаепитий наедине. С нее открывался прекрасный вид на яблочный сад, который выглядел так великолепно в тот предзакатный час. Снаружи доносился легкий шорох чуть покачивающихся деревьев.

Отдельные листочки капризно срывались с тонких веток и кружились за застекленными витражами. Красиво.

Толя встал из-за стола и подошел к старинному буфету, на котором стояла большая корзина с недавно собранными в саду яблоками. Он брал в руки то одно, то другое яблоко, выбирая самое налитое. Наконец он остановился на большом, размером в здоровый кулак, ярко красном плоде. Выудив его из корзины, он вернулся за стол и взял в руки нож.

Оленька тут же вскочила и метнулась в его сторону, дабы помочь Толе порезать яблочко. Но тот, смерив ее холодным взглядом, остановил ее:

– Доверь мужское дело мужику.

– Извини, извини, Толенька. Я просто хотела помочь, – щеки ее зарделись.

Толя уверенно взялся за рукоятку ножа и сделал первый надрез. Сок прыснул на цветастую скатерть. Кончиком пальца он придавил капельки сока к скатерти, чтобы она вновь приобрела первозданный вид, и продолжил свою хирургическую операцию по расчленению трупа яблока.

Теперь оно лежало перед ним в виде аккуратно нарезанных долек на блюдце с серебряной каймой. Толик повертел его, выбрал одну дольку и вновь взялся за нож.

Теперь он дробил ее на еще более мелкие частицы.

Оленька внимательно наблюдала за действиями любимого.

Закончив с процессом дробления, Толя ловко смахнул получившиеся мелкие кусочки к себе в чашку, в которую до этого предусмотрительно был залит кипяток с заваркой.

Пропорции Толя явно не рассчитал, так как чай полился через края чашки, образуя на скатерти желтую лужицу. Оленька моментально вскочила, схватило весящее на спинке стула полотенце, и бросилась к Толе. Она бережно приподняла мокрую чашку и ловко вытерла результат Толиной оплошности. После этого она вернулась на прежнее место, позволив своему единственному продолжить чайную церемонию.

Чай Толя пил причмокивая, отхлебывая его большими глотками. Горячая жидкость обжигала ему горло, он постоянно давился и начинал кашлять, словно чахоточный больной. Прикончив пол чашки, он остановился, решив сделать небольшой перерыв.

Отдувшись, он, наконец, обратился к Оленьке, ради которой, собственно, вроде здесь и находился:

– Устал я сегодня очень, – утвердительно произнес он.

– Сейчас чаек допьешь, и пойдем баиньки, – Оленька зазывно облизнула полные губы.

– Пойдем, моя хорошая, куда ж мы денемся, – откликнулся Анатолий.