Илья Деревянко - Пахан

— А где он?

— Мотя-то? Спит. Разбудить?

— Давай!

Через десять минут в комнате появился заспанный небритый Мотя.

— Что случилось? — хмуро спросил бандит.

— Присядь, поговорим!

Недовольно ворча, Мотя опустился в кресло.

— Ну?

— Понимаешь ли… — запинаясь, начал Сергеев. — Мне кажется, будто я вовсе не я, скорее — не совсем я, вернее, значит… то есть… Окончательно запутавшись, Владимир Андреевич умолк.

— Че-го-о?! — вытаращился Мотя. — Чего несешь-то?

— Мне приснилось, что я на работу опаздываю! — выдавил Сергеев. — И меня собираются увольнять!

— Ну, до этого дело не дойдет, — улыбнулся Мотя. — А насчет работы ты прав! Ее действительно хоть отбавляй. Дел невпроворот. А главное, завалить Лешего!

— За-а-чем?!

— Тебе, похоже, не только память отшибло, но и мозги заодно, — тихо, очень серьезно сказал Мотя. — Ты соображаешь, что говоришь? «Зачем валить Лешего?» Ведь он наш злейший враг! Не успей я вовремя, тебя его «шестерки» живьем бы в землю закопали. Опомнись, Князь! Не превращайся в слюнтяя. Поняв, что брякнул лишнего, и зная по опыту, чем может обернуться невежливый разговор с шефом, Мотя замолчал.

Однако, к его величайшему удивлению, «Князь» не разозлился.

— Дай закурить, — вместо того чтобы оторвать Моте голову, попросил он…

После завтрака псевдо-Князю представили ближайших сподвижников в количестве пяти человек. Рядовые боевики подобной чести не удостоились. Солидные мафиози в возрасте от сорока до пятидесяти лет гуськом вошли в комнату и столпились возле кровати Сергеева.

— У шефа временная потеря памяти, — пояснил им Мотя. — Поэтому будем знакомиться заново: — Ворон, Синица, Рыжий, Рваный и Добряк. Узнаешь, Князь?

Сергеев в ответ промычал нечто неопределенное. Добряк, грузный лысоватый мужчина с маленькими заплывшими глазками, извлек из-за пазухи причудливой формы бутылку.

— Коллекционное французское вино, — льстиво сказал он. — Сто двадцать лет выдержки. Попробуй, не пожалеешь!

При этих словах Добряк как-то странно потупился. Сергеев ощутил неприятный холодок внизу живота. От толстяка исходили волны опасности.

— Оставьте нас с Мотей вдвоем, — сказал он. — О делах поговорим позже!

Мафиози послушно вышли.

— В чем дело? — настороженно спросил Мотя.

— Не знаю, но мне не нравится Добряк.

— Уф, — выдохнул Мотя. — Ты попал в точку! Я давно чую неладное, только фактов нет. Вроде все в порядке…

— Вино…

— Правильно! — вскинулся бандит. — Как я сразу не догадался! Пусть глотнет из «коллекционной бутылочки»… Сашка! — громко позвал он.

Мордоворот появился мгновенно, словно из-под земли.

— Где Добряк?

— Две минуты назад отъехал, сказал — срочно нужно в город…

— Немедленно догнать и привезти сюда любой ценой, иначе…

Сашка испарился.

Прошло около получаса — наконец в коридоре послышалась возня, приглушенная ругань, и в комнату втолкнули Добряка. Лицо его покрывала смертельная бледность. Глаза затравленно бегали из стороны в сторону.

— Присаживайся, дружок, — ласково сказал Мотя. — Чего же ты так быстро нас покинул? Нехорошо! Невежливо по отношению к старым друзьям! Мы как раз винца хотели испить стодвадцатилетней выдержки! Как тут, думаем, без Добряка обойтись?! Он, бедолага, небось с ног сбился, добывая для любимого шефа деликатес! Нужно ему налить, а то некрасиво получается!

Мотя открыл бутылку, наполнил до краев стакан и протянул Добряку:

— Пей!

— Я завязал, — промямлил тот, пятясь к двери.

— Врешь, падла! Эй, Сашка! Держи его!

Амбал заломил Добряку руки за спину.

— Нельзя отказываться от угощения! Ведь мы предлагаем от чистого сердца, — промурлыкал Мотя, насильно раскрыл Добряку рот и влил туда содержимое стакана.

Мафиози захрипел, выкатил глаза. На губах показалась пена. Кожа на лице посинела. Он конвульсивно дернулся и скончался.

— Отличный яд! — засмеялся Мотя. — Сразу наповал! Саш, убери падаль!

— Молодец, Князь, — восхищенно сказал он Сергееву, после того как охранник вытащил труп из комнаты. — Прямо ясновидящий! Как я рад, что ты вернулся! Теперь мы им, пидорам, зададим жару! Всех в бараний рог скрутим!

Владимир Андреевич промолчал, пытаясь унять нервную дрожь в руках…

Во второй половине дня зазвонил телефон. Трубку снял Мотя. По мере того как он выслушивал рассказ невидимого собеседника, лицо бандита удлинялось, а глаза расширялись.

— Очень хорошо, — наконец сказал он, вешая трубку на рычаг, затем обернулся к Сергееву. Во взгляде Моти ясно читалось смешанное со страхом глубочайшее почтение.