Галина Романова - Счастье по собственному желанию

– Чужая ты была, Люб. Чужая и высокомерная. Думал, на шею мне бросишься, а ты… Ты сказала совсем не то, чего я ждал.

– И ты!

– И я, – хорошо, что не стал спорить, обвиняя ее во всем. – Наговорил того, что никогда бы не сказал. Ушел и… простоял под твоими окнами до утра. Все хотел вернуться и все переделать. Все, чтобы по-другому…

– Чего же не вернулся? Знал же, что любила тебя, а не вернулся. Ждал, что я побегу за тобой? – Люба дотронулась до его макушки, погладила жесткие волосы и притянула к себе ближе. – Ждал, что побегу?

– Знал, что не побежишь, а все равно ждал. Люб… Тут такое дело… – Ким вдруг отпрянул, привалившись спиной к стенке, и уставился на нее, и взгляд его сделался совершенно безумным. – Тебе ведь придется, наверное, кольцо вернуть этому твоему.

– Он не мой.

Она незамедлительно потянула кольцо с пальца. Оно скользило в потных пальцах и не поддавалось. С большим трудом сдвинулось с места, и тут же полетело на тумбочку в изголовье.

– Верну, если настаиваешь.

– Настаиваю. – Ким вдруг перегнулся через нее, выдвинул ящик в тумбочке и запустил туда бриллиант, будто стекляшку. – С этим потом разберемся. Сейчас я о другом.

– О чем?

Ей уже было неважно, что он скажет в следующую минуту. Все, что было нужно, она уже услышала.

Он любил ее! Любил всегда! И уехал тогда не от нее, а совсем по другой причине. И так ли уж она важна сейчас? Ким вот он – рядом. Смотрит на нее так, как никогда, наверное, и прежде не смотрел. И трогает ее, осторожно, будто мальчик. И волнуется еще. До дрожи в пальцах волнуется. Развязывает пояс на халате, а руки дрожат. Сглатывает судорожно, гладит ее, вспоминая, узнавая, пытается что-то сказать, а голос не слушается.

– Я люблю тебя… – она не выдержала, сказала первой, хотя разве дело в очередности. – Я люблю тебя, Ким… Мне плохо без тебя. Всегда было плохо. Пусто и одиноко. Слова все какие-то не те, ты извини.

– Все хорошо, Любаша. Все хорошо…

Он с треском стащил с себя майку, рывком освободился от спортивных штанов и потянул ее на себя, забыв о ее поцарапанной спине.

– Любка… Дурочка моя… ну почему ты такая дурочка!!! Я же… не могу без тебя. Не могу ведь вовсе! А ты у Хелина кольцо взяла, дурочка… Я тебя к себе забрал… Ведь снова под окнами твоими торчал полночи, как пацан… Господи, никому больше… Никогда… Моя…

Она видела его искаженное страстью лицо с плотно сжатыми губами. Вздувшиеся вены на шее, напрягшиеся плечи. Его руки тискали и мяли ее тело, теснили все сомнения. И она верила, верила, верила… В него, в себя, в свое глупое доморощенное нечеловеческое счастье, которого хватит на них двоих.

Она проснулась внезапно, будто от толчка. В комнате было так темно, что она не видела собственных пальцев. Темно и тихо. Рядом никого не было, это она почувствовала сразу, еще до того, как успела пошевелиться и погладить пустое место сбоку от себя.

Люба спустила ноги с кровати и покрутила головой в разные стороны. Как ни странно, ничего не болело. Ощупывая стенку, она дотянулась до дверной ручки и потянула ее книзу. Опустилась та без щелчка, сразу приоткрыв дверь на четверть. И она тут же услышала его.

Ким говорил по телефону. С кем говорил, можно было только догадываться, а, догадавшись, тут же сдохнуть. Почему-то она именно так и подумала в тот момент. Именно не умереть, а сдохнуть по-собачьи у ног предавшего ее хозяина. Сдохнуть, уставившись в его холодные безжалостные глаза с тоской и прощением…

– Нет, она ни о чем не догадывается, – тихо отвечал кому-то ее любимый, тот самый, счастье с кем уже было для нее вопросом времени. – Пускай все так и остается. Нет!.. Нет, я против. Меньше знает, лучше спит. Машину спрятали? Хорошо.

Машину??? Какую машину?! Ту… ту самую машину, что минувшим днем намеревалась распластать ее вдоль дорожной разметки? Господи, нет! Ну, нет же!!! После всего, что он говорил… После того, как любил ее. Так же нельзя! Так не бывает, так…

– Считаешь, что попытку следует повторить? Как знаешь. Мне все равно. Ладно, пока. Она может проснуться.

Люба быстро прикрыла дверь, еле успев улечься обратно в кровать. Тут же темноту разрезала яркая полоса, Ким включил свет в гостиной и стоял теперь на пороге спальни.

– Люба, спишь?

Смысла притворяться не было. Выпростав руки из-под одеяла, она потянулась, старательно изображая заспанную беззаботность.

– Теперь, кажется, уже не сплю, – пробормотала она, улыбнувшись силуэту в дверном проеме. – А ты чего поднялся?