Галина Романова - Счастье по собственному желанию

– Думаю, нет. Но рентген все равно надо бы сделать. Вдруг у вас сотрясение. Голова не болит? – сильные руки потянули ее кверху. – Давайте встанем на ноги.

С его помощью Люба поднялась. Несколько минут она привыкала к тому, что земля плавно покачивается из стороны в сторону. Сделала пару пробных шагов с медбратом под ручку, и до машины неотложки дошла уже без его помощи. Там ей вкололи в предплечье два неприятных укола, влили в рот столовую ложку препротивной микстуры и отпустили с миром, сдав с рук на руки Сячинову. Гена как раз маялся неподалеку, устав от бесполезных расспросов очевидцев.

Конечно, никто не запомнил номера машины. Почему? Да потому что все произошло стремительно. Девушка шла, дорога пустынна, и тут из-за угла эта машина. Показалось ли, что у водителя вполне определенные намерения? А черт его знает! Разве в его мозги влезешь! Хотел он ее сбить или нет… Но не сбил же, чего огород городить. Кто помог ей увернуться из-под колес? А разве она не сама отпрыгнула? Нет? Тогда не видели…

И все в таком духе и на одной волне. Словоохотливых из толпы зевак осталось не так уж много, почти все разошлись. А те, что остались, мало что видели. И спасший Любу человек выглядел теперь почти что мифической фигурой. Для Генки, во всяком случае. А вот Люба точно помнила, как кто-то схватил ее за шиворот.

– Что можете сообщить по существу данного вопроса, гражданка? – спросил Генка с суровым трагизмом в голосе, усаживая ее на переднее сиденье своей колымаги.

Сколько знала Люба Генку, столько знала и его разбитую «шестерку», которую он почему-то любовно называл «шахиней». От «шахини» там не было ровным счетом ничего. Замки закрывались лишь с третьей попытки. Багажник был прикручен проволокой. Выхлопная труба гудела и дымила так, что если бы не причастность Сячинова к важному делу обезвреживания преступников в их городе, не ездить бы ему по улицам. В салоне было не лучше. Обивка кресел во многих местах порвалась. Крышка бардачка, так же, как и багажник, держалась на проволоке.

– Ох, и свинарник у тебя, Гена, хочу сказать! – проворчала Люба, осторожно ощупывая голову и пристраивая ее на подголовнике, хоть тот был новым и не ужасал ветхостью. – Вымыл бы, что ли, машину.

– Вымоешь тут с вами, как же! – заорал он, перекрывая рев своей выхлопной трубы. – Заколебали, блин, на хрен совсем!!! Вы че, сговорились, все что ли?! Я в отпуск с семьей собрался, а мне висяк за висяком, мать вашу!!! Что происходит, Люба??? Что на хер происходит, а?! Сначала Тимоху убивают. Следом его тещу. Теперь до тебя добрались!!! Щас я тебя буду пытать так, Закатова, что все твои извилины прополощу. И попробуй от меня что-нибудь утаить, блин!

И было в его словах столько отчаяния и боли и за них за всех, и за себя, и за семью, что могла остаться без отца к отпуску, что Люба простила ему вольный перевод обуреваемых его чувств.

– Как ты на меня наехал? – спросила она и, поймав его бешеный взгляд в зеркале, поспешила исправиться: – В смысле, нашел меня как? Я ведь к тебе шла.

– А я от твоего гребаного завода ехал. По твоим следам, можно сказать, двигался. Звонил, звонил в кадры. Там мне – Отсос Петрович. Звоню в охрану. Да, говорят, проходную только что прошла. Прошествовала в приемную. Звоню в приемную. Говорят, только что от директора ушла, пошла в кадры. Дай, думаю, перехвачу ее. Перехватил, мать ее!!! Думаю, что если бы не тот благожелатель, соскребал бы я тебя сейчас с асфальта.

– Фу, Гена! Фу, гадость какая! – Люба передернулась, вспомнив парализующее оцепенение, охватившее ее, когда она смотрела на машину. – Я жива.

– Это чудо! – обронил он потрясенно.

– Нет, Гена. Это не чудо. Это судьба! Не мое, значит, время. Куда ты меня везешь? В околоток, господин жандарм? – Люба посмотрела в окно. – Не похоже что-то. Куда?

– Домой к тебе едем. Будем разбираться на месте, что там и как. Соседей опросим. Дружишь там с кем?

– Нет. Так, с Жанкой немного общаюсь. Иногда от ее ухажеров отбиваюсь, иногда ее отбиваю. Она этажом выше живет. Работает парикмахером.

– Это хорошо, что парикмахером, – обрадовался Генка, сворачивая на ее улицу. – У них память на лица исключительная. Могла видеть кого-нибудь.

– Да ладно тебе. – Люба покосилась на него недоверчиво. – Станет она с нами разговаривать.

Жанки дома не оказалось. Бабуля, выползшая на свет божий из-за соседней двери, узнав, что Сячинов из милиции, жутко обрадовалась и принялась ему жаловаться. Начала с беспутной соседки Жанки, закончила постоянно засоряющимся водопроводом. Гена слушал с отрешенной гримасой на лице, время от времени вставляя наводящие вопросы про посторонних, водопроводчиков, электриков и прочий обслуживающий персонал, что иногда санкционированно посещает квартиры граждан.