Галина Романова - Счастье по собственному желанию

Перелив его в крохотную чашечку, она плеснула туда молока, всыпала ложку сахара и, размешав, принялась пить крохотными глоточками.

Чудеса сегодня задерживались. Ничего телепатического чудодейственные кофейные зерна не извлекли из ее извилин. Одна огромная черная дыра вместо прозрения.

Ладно, смирилась она через полчаса, утро вечера мудренее. Завтра заберет у Тани Савельевой пакет с бумагами, что остались после Тимоши, может, тогда что-нибудь прояснится. А пока… Пока следовало бы где-то переночевать.

Она растерянно оглянулась вокруг себя. А ночевать-то было негде. Единственный диван – который она так любила, который выбирала вместе с родителями и который, если его разложить, превращался в огромный плацдарм – был безжалостно изуродован. Раскладушки в доме не было. Вернее, была когда-то. Как в доме без раскладушки? Но ее вместе со своими носками, трусами и парой свитеров забрал Иванов. Кресла не раскладывались. Что остается? Да ничего! Ей даже и на пол постелить нечего. Все разодрано, разрезано, превращено в мусор.

Куда идти, а?..

К Савельевым нельзя. Может, было бы и можно, но она не пойдет. Таня плачет беспрестанно. Ее горе неделей не исправить. Месяцы, годы понадобятся. А тут еще она завалится со своими проблемами. Здрассте, утешьте меня, если сможете. Оно ей нужно, Тане-то, в смысле? Нет, конечно.

Иванов? Тьфу, тьфу! Лучше в собачьей конуре, чем его просить о ночлеге. К тому же его квартирная хозяйка периодически делит с ним ложе. Путь к бывшему непутевому заказан.

Хелин? Тоже не вариант. Да Богдан Владимирович и сам пока собственным жильем не обзавелся. По-прежнему снимает номер в гостинице. Хороша она будет, заявившись к нему со старым чемоданом из-под новогодних игрушек и зареванным лицом. Глупо так поступать. Тем более что на завтра намечено романтическое свидание. А романтический настрой никоим образом нельзя портить трагической подоплекой. Нет, к Хелину тоже нельзя.

Приятельницы, с которыми иной раз проводили выходные, отпадали. У каждой семьи дети. К тому же их отношения не подразумевали подобной доверительности.

Куда же податься?..

Люба нависла над телефонным аппаратом, хвала господу, тот остался нетронутым, сняла трубку и, не особенно мучаясь вопросом: зачем она это делает, набрала номер Кима.

Это был старый телефонный номер его старой квартиры. Там, где он жил когда-то. Под самой крышей трехэтажного дома, построенного еще в начале прошлого столетия каким-то то ли купцом, то ли графом. Невзирая на возраст, дом был прочным и просторным. Широкие лестничные пролеты, высокие потолки, добротные стены толщиной в полметра. Окна были, правда, маленькими, как бойницы, но это не портило общего впечатления. В доме всегда было тепло, уютно и пахло как-то по-особенному. Киму всегда казалось, что дома пахнет нафталином и лавандой. Смеялся, что запах застоялся от господских сундуков, где хранились меха и кринолины. А Любе казалось, что в доме пахнет новогодней хвоей и леденцами. И казалось еще, что в таком доме всегда должно быть место празднику.

Там даже половицы скрипели как-то не так, мелодичнее, что ли. И закат из окна был виден. Они с Кимом часто теснились у узкого окошка, наблюдая за тем, как падает солнце за край дальнего поля.

А из ее окна… Только улица немножко. Почти в точку. Весна, лето, осень, тополиные ветки бьют по стеклам. Зимой сквозь голые древесные суставы просматривается часть улицы и то самое кафе, в котором она засиделась сегодня допоздна.

Она замерла с трубкой у уха и бесконечно долго слушала, как гудит ей в ухо невостребованный зуммер. Никто не подходил к телефону. Ни Ким, ни тот, кто мог после него поселиться в его уютной двухкомнатной квартирке с видом на лес и дальнее поле. Смешно, конечно, было надеяться, что он все еще там. Смешно вообще было надеяться на то, что он захочет с ней говорить, а уж помогать и тем более.

Люба вернула трубку на место и снова уселась на деревянную табуретку посреди комнаты. Взгляд то и дело натыкался на развороченные диванные внутренности и старый чемодан, доверху утрамбованный ее вещами. Потом она машинально искала глазами часы и поражалась тому, как медленно тянется время. Столько всего произошло с ней за этот поздний вечер, а всего-то ничего – половина первого. Куда же ей пойти…

Звонку в дверь, раздавшемуся так неожиданно, она не испугалась, а как раз наоборот. Злодей звонить не стал бы. Как-то он ведь попал в ее дом. Это либо Иванов, либо… Иванов. Кто еще мог заявиться к ней посреди ночи? Знакомых кандидатур не значилось в картотеке ее памяти. Никто, кроме него, притащиться на ночь глядя не мог. Пускай хоть и он. Одна голова хорошо, а две, как известно, лучше. Глядишь, что-нибудь да придумают вдвоем.