Галина Романова - Ночь с роскошной изменницей

– Да. Думаю, это была она, – проговорила та все так же безжизненно, продолжая стоять к ней спиной. – Кто-то звонил в течение последних двух недель и молчал. Поначалу это вызывало недоумение. Потом любопытство. Думаю, может, какой тайный воздыхатель на старости лет появился и не решается признаться, раз звонит и молчит. Звонки-то все были в мой номер в санатории. А там этих мужиков пруд пруди. Потом начало раздражать. А однажды даже напугало.

– Когда?! – Ледяные капли запрыгали по позвоночнику, скатываясь под ремень тонкой льняной юбки. – Когда это было?!

– Три дня назад. Я легла пораньше. Устала после процедур и на всю их массовую затейность махнула рукой, ушла к себе. – Анна Васильевна вдруг подняла к портьере обе руки, вцепилась пальцами в плотную гладкую ткань и рванула ее в сторону, словно та мешала ей дышать. – Под утро, ближе к пяти, звонок. Это было уже слишком! Я разозлилась и наорала на молчаливого звонаря. А в ответ…

– Что?!

Почему она так разволновалась? Нет, неправильно. Испугалась, вернее. Испугалась до сбившегося в тугой комок дыхания, до ледяного пота, покрывшего тело, до судорожно сведенных в кулаки пальцев. Уж не потому ли, что с ней происходило нечто подобное все предыдущие дни, а она не придала этому никакого значения?

Ей и раньше звонили и молчали, а потом долго ржали в трубку, спрашивая, не напугали ли ее.

Макс Дворников – придурок – мог забавляться и не так. По его же милости загремела однажды в обезьянник.

Вот и не обращала внимания ни на звонки, ни на сдавленное дыхание в трубке, сильно напоминающее сдерживаемый плач, ни на то, как три ночи назад кто-то кинул в окно дачного домика камнем. С такой силой, что стекло еле выдержало, хряснув так, что Соня взвизгнула от неожиданности. Подлетела, помнится, к окну, распахнула его и крикнула в темноту садового участка:

– Вы, идиоты! Соображайте, что делаете!!!

Долго бушевала потом, ругаясь наперегонки с Муськой. Вернее, Соня ругалась, а Муська солидарно вторила ей звонким лаем. Она не испугалась вовсе тогда, и уж точно никак не связала эту хулиганскую выходку с тем, что Таня может быть где-то рядом. А теперь…

– А в ответ едва различимое – прости! Так тихо, так безлико, что понять, кто говорит: мужчина или женщина, было практически невозможно, – закончила Анна Васильевна, все же расплакавшись. – Это она звонила, Сонечка! Она!!! Она хотела вернуться, вот и просила прощения за всю боль, которую причинила мне, сбежав! А я… Я снова наорала, послала к черту и добавила еще, что бог нам всем воздаст. Вот так, милая!..

Соня промолчала. А что было говорить? Протестовать? Глупо. Никакой уверенности в том, что это была не Татьяна, не было. Как не было и уверенности в том, что это была она.

А Максу все же стоит позвонить и справиться, не устраивал ли он ей в последние дни психологические тренинги, готовясь к защите своей идиотской диссертации, которую пишет вторую пятилетку.

Господи! Как вспомнит о нем, так кулаки тут же чесаться начинают, едва справляясь с желанием дать Дворникову в морду. Такие эксперименты над ней ставил, что препарированные лягушки содрогнулись бы, узнав.

Интересно ему, видите ли, было узнать, как поведет себя без пяти минут светская красотка, оказавшись на одних нарах с конченой проституткой, или воровкой, или убийцей! Не упадет ли в обморок, обнаружив в своем рабочем столе дохлую крысу размерами с кошку?! И переступит ли через полумертвого пьяницу, уткнувшегося сизым носом в ее порог?!

Что еще было? Сразу и не вспомнить, и не перечислить его нацистских выходок. Потому и не обратила практически внимания ни на звонки, ни на камень, запущенный в окно, ни на…

– Однажды мы вышли с Муськой гулять, – вдруг вспомнила она и поежилась, покосившись на диван.

Диванный ворс вроде бы улегся, но паркетные доски под ногами вполне ощутимо похрустывали.

Все чертовы нервы! Они не дают покоя и заставляют теперь без конца оглядываться на улице и раз по тридцать проверять дверные запоры в квартире.

– Гуляли вдоль дачных заборов, и вдруг в одном окне… Даже не скажу сразу, чей это дом, но… Мне вдруг показалось, что женщина, стоящая возле окна с сигаретой, до одури похожа на Татьяну, – быстро проговорила Соня и даже зажмурилась, вспоминая. – Она стояла возле окна, курила и смотрела в нашу сторону.

– И что ты? – Спина Анны Васильевны снова неестественно выпрямилась.

– Я остановилась и тоже начала смотреть. Она не отвернулась. Далеко, конечно, было, отчетливо было не рассмотреть, но сходство было поразительным. Я даже через левое плечо поплевала, думаю, привиделось. Тем более что волосы были не рыжими, а… каштановыми.