Андрей Должиков - По учетам мура не проходят

При упоминании Борина подозрения у Пятака исчезли.

Борина не пришлось долго уговаривать. Он был согласен на все, лишь бы не сидеть.

Подъехав к дому Пятака, Борина пересадили за руль, предварительно вытащив ключи из замка зажигания. Сергеев, Ринат и Фокин, словно три богатыря, вышли из машины.

Пятак, одетый в спортивный костюм, вышел из подъезда и быстрым шагом направился к "девятке". Было видно, что эту машину он знает хорощо. Подойдя к машине, открыл дверь.

- Привет, Димон, - обратился он к Борину.

В это время сзади кто-то похлопал по плечу, послышался незнакомый голос:

- Здорово, Пятак.

Пятак резко развернулся, но в этот же момент пронзительная боль в области паха бросила его на колени. На руках защелкнулись наручники.

В барсетке, с которой он пришел, лежало служебное удостоверение капитана милиции Пяткова Сергея Вячеславовича.

Пятак оказался редкой скотиной. Более омерзительным, чем я себе его представлял.

Находясь в кабинете, брызгая слюной в разные стороны, он кричал, что такой же сотрудник милиции, как и мы, требовал к себе равного отношения.

- Что вы меня оскорбляете? - постоянно повторял он. - Я такой же, как и вы.

- Нет, Пятков, - произнес Журавлев, сдерживая негодование. - Вы не наш и никогда нашим не были. У вас даже имени своего нет, так, кличка одна Пятак, как у собаки. Вы хуже животного. Они не предают. Вы - оборотень. Обидно то, что из-за таких, как вы, доверие у людей к милиции пропадает. Но не были бы мы муровцами, если бы своими делами не возвращали это доверие.

Пятак замолчал. Он сидел красный от напряжения, руки его дрожали.

- Мне плохо, - сказал он.

- Что случилось, Пятков? - спросил Старостин.

- Сердце болит, - ответил он.

- Сердце? Ну что ж, сейчас пригласим врача.

- Не надо врача, - резко оборвал он. - Мне нужен прокурор. Вызовите мне прокурора.

- Гражданин Пятков, - обратилась к нему Татьяна. - Я - старший следователь по особо важным делам прокуратуры города Москвы. Моя фамилия Морозова, зовут Татьяна Юрьевна.

- Это ложь. Дайте мне прокурора, - продолжал настаивать Пятков. - Я отказываюсь давать какие-либо показания. Это провокация.

- Провокация, Пятак, - сказал я, - это когда тебе в карман подсовывают наркотики или запихивают ствол в штаны. В МУРе такими делами не занимаются. Твое участие в банде доказано. Это факт. Записаны все ваши переговоры в момент совершения преступлений, где отчетливо звучит твой поганый голос. У тебя дома обнаружены и изъяты вещи с разбоев, принадлежащие потерпевшим. Твое участие в последнем налете на фуру зафиксировано на видеозаписи. И последнее, Пятак. Сейчас будут проводить опознание с десятками потерпевших. Такую рожу, как у тебя, трудно с кем-либо перепутать, капитан Кондратьев.

Несмотря на то что в кабинете было много народу: следователи, опера, понятые, статисты, - стояла тишина. Татьяна, словно дирижер, руководила процессом опознания.

- Гражданин Пятков, - обратилась она к нему, - прошу занять любое место рядом со статистами.

Пятков сел слева от такого же по комплекции мужчины. Разъяснив права всем присутствующим, Татьяна попросила пригласить водителя фуры.

Его освободили накануне. Он так и сидел закрытым в гараже, пока Дрюня не показал нам его местонахождение.

Александр Кологриев долго не мог поверить в то, что свободен и, самое главное, жив.

Неожиданно для всех Пятак, словно перед ним был бассейн с водой, прыгнул вперед. Упал на пол. Натянул на голову свитер.

- Это момент истины, - произнес Журавлев, обращаясь к нему. - Будьте хоть сейчас мужчиной, не устраивайте истерик.

Но Пятак не реагировал. Он продолжал кричать, что все подстроено. Схватился за сердце, перевернулся на спину и закатил глаза.

Присутствующий в кабинете врач осмотрел "больного", после чего обратился к Татьяне:

- Симуляция, Татьяна Юрьевна. С сердцем у него все в порядке. Давление в норме.

- Встаньте, Пятков, - спокойно потребовала Татьяна. - Прекратите эту комедию. Вы абсолютно здоровы. И сердце здесь ни при чем. Вы просто боитесь, что вас опознают.

Минск встретил теплой и солнечной погодой.

- Ну что, поздравляю, - сказал Скворцов.

- Да еще рано, - ответил я. - Вот когда примем Удава и Толстых, тогда в этой истории поставим точку.

- Но не жирную, - пояснил Ринат.

- Да, к сожалению, - добавил я.

Скворцов вопросительно посмотрел на меня.

- Раевский ушел. Мент тот, который приезжал с Толяном сюда к вам.

- Как ушел? - переспросил Скворцов.