Сергей Дышев - Россия уголовная - от воров в законе до отморозков

- Это как наркотик?

- Можно сравнить с наркотиком. Дальше - все больше и больше хочется.

- Как оценили то, что было написано о Чикатило в газете? Ты понимал его, его поступки?

- В какой-то мере - да. Мимолетное сходство... Я не сразу подошел к черте. Это все было в развитии.

Онищук не выдерживает:

- Как ты мог? Поймал маленькую девчонку, душил ее, смотрел, как она умирает в мучениях. Как это объяснить?

- Все это не просто так - тюкнул сгоряча. Это идет по нарастающей. В том-то и все дело, что таких людей, как я, вовремя надо останавливать. Хотя сам следователь говорит, как у нас работает милиция. Так себе, конечно... Если б я был более... Короче, соображалка не подвела, если б у меня "крышу" не сорвало на психозе, я б тогда ушел. Не стал бы тормозить, видик смотреть. Просто такое у меня было состояние, все по фигу! Я еще б сколько натворил! Ведь меня и задерживали на рынке, когда я в бегах был. Кино! Отпустили. Так же было и с квартирой, когда я столкнулся с хозяйкой. Чувство опасности срабатывало. Спускаюсь по лестнице и сталкиваюсь с матерью девочки, ухожу минут через двадцать с баулами на остановку. Любую из всех девочек я мог бы убить. Но в 95-м году я еще останавливал себя. Убьешь - поиски будут соответственные. Пока очухались, сколько времени прошло. Практически не было обо мне никакой информации...

- Что толкало на убийство?

- Что-то внутреннее... В двух словах я не могу четко объяснить. Сдерживала только энергия. Около тридцати эпизодов у меня было, девочки от пяти-шести лет до десяти.

- Почему именно такой возраст?

- Я это не могу объяснить.

- У вас ведь и дочь такого возраста. Вы любите ее?

- Дочь - это для меня в жизни самое святое. И это не просто слова.

- А как объект насилия вы могли ее воспринимать?

- Нет, как объект не мог.

- Это вполне объяснимая ассоциация.

- Любое правило для того и существует, чтобы иметь исключение... То, что было, что я сделал, вина на мне лежит, понесу наказание. Хотя не думаю, что все это до суда дойдет. Смысла я в этом не вижу. Дочку хотел бы увидеть, хоть фотографию принесли. Никакой информации. Самый любимый человек. Все бы отдал, чтоб полглазиком увидеть. Жалко родителей, в первую очередь страдаю из-за того, что они страдают. Мне-то уже все. Не знаю, что сделал бы для них. Но изменить уже ничего нельзя.

...Бывшая жена Рылькова, когда ее впервые вызвали на допрос и рассказали о кошмарных преступлениях ее бывшего мужа, побледнела и после долгой паузы произнесла: "Он - может..." Уже потом всплыли подробности семейной жизни. Нина стала первой жертвой садистских наклонностей Рылькова. Он любил защемлять, выкручивать соски ее грудей, хлестать по щекам, заламывать за спину руки. А однажды, в очередной раз напившись, попытался засунуть в вагину горлышко бутылки...

В конце беседы мы поинтересовались, есть ли у подследственного какие-нибудь просьбы. Он посетовал, что в камере несколько дней кипятка нет. Нет сигарет, "какие-то бычки ухватишь".

Говорить больше не о чем. У Рылькова гаснут глаза, его уводят.

- Надо было дать ему пачку сигарет и чаю, - замечает Онищук. Рылькова сегодня как подменили. Всегда с такими потрясающими подробностями рассказывал о преступлениях. - И, вспомнив выпады Рылькова против следствия, замечает: - Видите ли, милиция его плохо ловила! А знаете, какая главная трудность у розыска? Нет помощи людей. Уходит масса времени на то, чтобы установить свидетелей. Я уже не говорю о доказательной базе - в суд не идут давать показания. Как сознание повернуть? Чтоб мы не бегали по этажам, по всему городу, а люди сами приходили помогать органам...

Жители Шлюзового района Тольятти поклялись отбить Рылькова у конвоя силой и казнить на Центральной площади, если он не получит по суду высшей меры наказания.

ОХОТА НА ДВОЙНИКА

Раньше мы жили по-другому. Советский образ жизни понятие "коллектив" ставил неизмеримо выше единоличного "Я". Необустроенность быта, примитивные коммунальные условия воспринимались как естественная форма существования. Этот способ жизни отличался особенностью: мы имели своего рода систему коллективной безопасности. Дружили квартирами и домами, родной двор был символом маленькой родины, где все, естественно, знали друг друга. Коммунальный образ жизни облегчал и работу милиции. Участковые знали все неблагополучные семьи, любой конфликт становился известным не только соседям, но и милиции.

Позже облик советских городов стал меняться. Вырастали новые многоэтажные районы, коммунальные квартиры расселялись. Но вместе с тем в безвозвратное прошлое уходил тот особый мир, где каждый был на виду.