Сергей Дышев - Россия уголовная - от воров в законе до отморозков

За эти дела и за преданность Алик получал деньги где-то раза в три большие, чем получала на заводе его матушка. Иногда он с легкой руки делился, но это было не часто: молодость жадна. Говорил матери, что устроился охранником в совместное американо-российское предприятие.

Школу он забросил, когда понял, что аттестат зрелости может купить в любое время. Так ему сказал Анзор - авторитет, который со смешком кидал ему пачку мелких купюр в конце каждого месяца. Но это были хорошие деньги. И все телкиметелки из соседнего ПТУ с удовольствием принимали его приглашения на дискотеку или в бар. Алик платил, не считая денег.

Но однажды Анзор сказал: "Ты девке в киоске два зуба выбил? И все бабки снял. Так? Тебя вычислили. Заявление в ментовке лежит. А это бандитизм. Так что рви когти!"

Алик побежал домой, возле подъезда долго стоял, смотрел, нет ли милицейской засады. На цыпочках прошел домой, коротко нажал на кнопку звонка, ушел в тень коридора. Открыла мать. "Кто дома?" - спросил он. "Никого", - оторопело ответила мама. "На меня наезжают!" - сказал Алик и отвернулся, чтобы мать не видела нахлынувшую слезу. "Как наезжают?" - не поняла мать. "Преступники! Кто-то сказал им, что я получаю много денег, и они сказали, чтоб я шустро принес им тысячу долларов".

Мама встала, отбросила седую прядь со лба. Подошла к окну.

"Ты что-то недоговариваешь, Алик..."

"Мама, клянусь твоим здоровьем, все так сказал, как было".

"Надо обратиться в милицию".

"Мама, о чем ты! Они скажут: эй, черные, разбирайтесь сами!"

Мать долго молчала, потом сказала: "Ты должен уехать. Поедешь к своему дяде Ашоту. Брат твоего отца должен тебя принять. Поживешь у него, а потом видно будет". Мать русская, с отцом Алика уже давно развелась. От него осталась только фамилия Гогурян и смутные воспоминания.

Мать взяла дорожную сумку, бросилась собирать вещи, продукты на дорогу. В целлофановый пакет положила банку брусничного и банку малинового варенья - в подарок родственникам.

По рыхлому снегу они прошли к остановке, сели на троллейбус, доехали до вокзала. И вовремя: через десять минут после их ухода в дверь квартиры уже настойчиво звонил участковый с двумя сержантами. Пришли они еще через час, долго и безрезультатно звонили.

Мать на последние деньги купила сыну билет до Волгограда, дала еще три сотни на дорогу до Тбилиси, поцеловала на прощание холодные щеки сына, с ужасом не увидев - ощутив мертвенную бледность Алика. "Все о'кей, мама! - сказал небрежно сын. - Как бы не сдохнуть там от тоски!" - "Что ты говоришь такое, Алик! Молчал бы! Изорвал мое сердце. Я Ашоту телеграмму пошлю, а ты вот записку от меня передай. И смотри не влезай ни в какие истории. Я ведь знаю, что ни в какой фирме ты не работал. А друзья твои до тюрьмы доведут!"

Алик вошел в вагон, сел на плацкартную койку, напротив сидела женщина с младенцем. Она достала из объемной сумки бутылочку с соской, дала ребенку. Тот сразу схватил крошечными ручонками, жадно присосался. Алик поморщился: плотоядное чмоканье его раздражало. Поезд тронулся, но он даже не выглянул в окно, хотя знал, что мать стоит и мерзнет на перроне. Его раздражала эта опека.

В Тбилиси он добрался на пятые сутки. На автовокзале купил билет до Ахалкалаки. Именно в этом дальнем городке у границы с Турцией жил с семьей его "любимейший" дядя Ашот, которого Алик никогда в жизни не видел, и если бы не обстоятельства, то никогда бы не увидел. Ему тысячу лет не нужны были эти многочисленные тетушки и дядюшки с сопливым потомством.

Алик довольно быстро нашел дом Ашота Гогуряна: люди подсказали. Дядюшка, тетушка Ася, двоюродный брат Суренчик очень обрадовались его приезду, и у него даже посветлело на душе.

В небольшом, тихом городке на юге Грузии испокон веку компактно жили армяне. Чистый воздух, горный климат, студеная река Кура - природа не обделила эту землю. С началом карабахского конфликта, который перерос в армяно-азербайджанскую войну, мужчины Ахалкалаки начали всевозможными способами вооружаться. Из глубин истории выплыло гордое имя - федоины, защитники священной родины. Потом началась война с Абхазией, и люди в гражданском, но с ружьями и автоматами стали так же привычны на улицах, как женщины с колясками. Бородатые федоины считали за право бесплатно отовариться в магазине, откушать в столовой или кафе. А на брюзжание хозяев грозно рявкали: "Мы - федоины, тебя защищаем, а ты куска хлеба жалеешь?" Но конфликтовать с ними не осмеливались.

По ночам то тут, то там гремели автоматные очереди: федоины шалили. Патроны всегда можно было по дешевке купить у прапорщиков российской мотострелковой дивизии, которая располагалась в городе. Тем более все прапора были свои, местные ребята.