Эд Макбейн - Дело по обвинению

– Можно я тебя поцелую еще раз?

– Да.

Они замолчали. Хэнк услышал, как они встали и, с треском пробравшись через кусты, вышли на дорогу. Немного погодя шаги затихли.

Я ничего им не должен, подумал он.

Я ничего им не должен, кроме их будущего.

Всем юристам Нью-Йорка было хорошо известно, что судья Абрахам Сэмэлсон требует на своих процессах соблюдения строжайшего порядка. И в понедельник, когда начался процесс по делу Рафаэля Морреза, в залитом солнцем, отделанном деревянными панелями зале стояла приглушенная тишина, хотя он был битком набит кандидатами и присяжными, репортерами и просто любопытными. Карин и Дженнифер Белл сидели в заднем ряду и слушали, как судья Абрахам Сэмэлсон, который выглядел очень представительным в своем парике и мантии, объяснял зрителям, что суд рассматривает дело крайне серьезное и что при любой попытке превратить судебное заседание в балаган он немедленно попросит всех удалиться. С терпением воспитателя детского сада он объяснил, в чем заключаются его обязанности как судьи и попросил вызвать первого кандидата в присяжные.

Внешне отбор присяжных проходил спокойно и неинтересно. Хэнк, как представитель обвинения, задавал кандидатам обычные вопросы. Адвокаты трех подсудимых – их было назначено судом двенадцать человек – тоже задавали обычные вопросы. Процедура эта была длительной и по большей части скучной.

Майк Бартон, который вместе с остальными репортерами прислушивался к происходящему, со скучающим видом следил за тем, как отводились и оставлялись кандидаты и даже несколько раз подавил зевок.

– Мистер Нелсон, если бы прокурор доказал вам без всякого сомнения, что эти три молодых человека виновны в совершении предумышленного убийства, то смогли бы вы не колеблясь вынести обвинительный приговор?

– А почему я должен колебаться?

– Потому что, согласно Уголовному кодексу, предумышленное убийство карается смертной казнью.

– Нет. Я вынес бы приговор не колеблясь.

– И вы приговорили бы их к электрическому стулу?

– Да. То есть, конечно, в том случае, если бы они оказались виновными.

– Ну а если, напротив, представленные суду факты окажутся таковы, что, приняв их к сведению, можно было бы обратиться к суду с просьбой о помиловании, то позволили бы вам убеждения этического и морального характера обратиться к суду с такой просьбой?

– Да.

– Ну а если на суде будет доказано, что это было не предумышленное убийство, а преступление несколько менее значительное, скажем, непредумышленное убийство, то могли бы вы, приняв к сведению сообщенные вам факты, вынести соответствующий приговор?

– Не понимаю, что вы хотите сказать.

– Он хочет сказать, – вмешался Сэмэлсон, – что если прокурор попытается доказать, что эти ребята совершили предумышленное убийство, а представленные суду факты будут свидетельствовать о том, что убийство это было непредумышленное, то не повлияет ли мнение присяжных и уважаемого прокурора на ваше собственное? И таким образом настроит вас против вынесения приговора в виновности совершения этого менее значительного преступления?

– Нет, не повлияет.

– Удовлетворены ли вы таким ответом, мистер Рэндолф?

– Вполне. Благодарю вас, ваша честь.

– Ну, а если перед судом было бы доказано, что ребята эти вообще не совершили никакого преступления, то проголосовали бы вы в таком случае за их оправдание и освобождение из-под стражи?

– Да.

– Благодарю вас. Исключите его из состава присяжных, – сказал Рэндолф.

– Скажите мне, миссис Рили, где вы проживаете?

– Угол 38-й улицы и бульвара Брукнер.

– Много ли в этом районе пуэрториканцев?

– Да, много.

– И вам нравится ваш район?

– Ничего.

– Вы хотите сказать, что кое-что вам там не нравится?

– Да, кое-что не нравится.

– Что же именно?

– Я хочу сказать, что этот район становится плохим.

– Что вы хотите этим сказать?

– Ну, я думаю, вы и сами знаете.

– Нет, я не знаю. Не будете ли вы так любезны объяснить мне это, миссис Рили?

– Простите, мистер Белл, – прервал Сэмэлсон, – но что именно вам хотелось бы знать?

– Я не вижу здесь необходимости играть словами, ваша честь. Пострадавший был пуэрториканцем и я пытаюсь выяснить, не связано ли у миссис Рили чувство, что район становится плохим, потому что постепенно начинает заселяться пуэрториканцами.

– Что ж, в таком случае вы и не играйте словами, а задавайте вопрос прямо.