— Ты уж, сынок, крепче в другой раз вахлаков проклятущих…
На этом активные действия обеих сторон закончились.
По моему суждению, история гроша ломаного не стоила. Разве что посмеяться от скуки. Как я узнал позже, ребята и впрямь хохотали от души. Потом заговорили о другом, небось, о девицах. У нас даже старый хрен — Поддатый Винни-Пух не откажется лясы поточить о дамах. Тем временем Дмитрук про себя обмозговывал только что рассказанное, уперев по обыкновению взгляд в оконную раму.
— Нет, промашка ваша вышла, — неожиданно выпалил он, заставив вздрогнуть занятых захватывающей беседой оперов…
Сколько раз примечал: самые пылкие выяснения отношений начинаются с пустяков. В самом деле, о чем мои коллеги битый час толкуют, размахивая руками и недвусмысленными жестами давая понять противной стороне, что у нее винтиков не хватает? Хотя, конечно, такие монолитные натуры, вроде Дмитрука, вечно образуют вокруг себя прибой страстей, да еще оставаясь при этом вызывающе спокойными. Мало-помалу начал понимать, из-за чего сыр-бор разгорелся.
— Да пойми, Николай! — надрывался Птица-Чибисов так, что на шее у него вздулась вена. — Мы ведь живые люди!
— Ты спокойней кричи, — отрезал участковый, — здесь глухих нету, — при этом лицо его окаменело чуть больше, чем обычно.
— Ладно, — Чибисов моментально утих. — Что мы сделали неправильно?
— А то неправильно — сам знаешь.
— Старых кочережек зря попугали? — иронично усмехнулся Птица. — Пожалел…
— Ты личное со службой не путай. Я тебе толкую: тех бабок на пинках треба гнать, где они заводятся, — рассудительно повествовал Дмитрук. — У меня теща похлеще будет. До своей хаты ей дорогу самолично заказал. Почему промеж нас война пошла? Не чужие ведь, жинка опять же…
С речью Николы происходили такие метаморфозы — мы только диву давались. Крымский отпуск разбудил в нем кровь предков, потом он еще где-то нахватался украинизмов и теперь изъяснялся на какой-то опереточной мове. Хохол он был самых голубых кровей: чем больше задиралась Украина перед Россией, тем толще ломти сала притаскивал он на обед. Впрочем, закончим историю его взаимоотношений с тещей.
— Не чужие мы, — повторил старший участковый, — по тому и гоняю ее. — Тут он многозначительно поднял палец. Вечно Поддатый Винни-Пух и Чибис оживленно перемигивались и на удивление синхронно качали голова ми.
— …А посторонних, — строго продолжал Дмитрук, — не то что рукой, словом обидеть не моги. Кто такой сотрудник милиции?
— Родной отец пьянчужкам, — резвился Леонтьич.
— Вьючная лошадь! — уточнил Птица.
— Передвижное справочное бюро, — влез и я. Как тут было умолчать: — Ходатай по чернильным кляузам…
Николай Иванович выдержал паузу, пока мы отмечались, а потом сам ответил на свой вопрос:
— Сотрудник милиции — есть слуга закона. И обязан служить. А некоторые умники возомнили, что они хозяева закона, гегемон.
— Как же ты мне надоел за последние десять лет. — Застонал Леонтьич, облокотившись на стол, — одно и то же каждый день: «…слуга, слуга». Забил себе голову инструкциями, леший, и другим на мозги капаешь. Надо от жизни идти. На каждый случай писульку — не предусмотришь.
Колька Чибисов нервно закрутился на стуле, желая поскорее вступить в беседу. Дежурный из уважения к оперу примолк.
— Слушай, Иваныч, дорогой, — ехидно начал Птица, порывисто сорвавшись с места, — бумажки-то и обязывают нас работать гибче. Дифференцированно. Слыхал такое слово? Нужно вести поиск новых методов.
— Балакай, балакай, послушать можно.
— Да слушай, на здоровье. А лучше ответь. Ты чего у нас, идеальный? И «висяков» у тебя нет, и гражданам не грубишь…
— Во всяком случае, в сговор с дебоширами не вступал и иных промашек за собой не знаю.
— Вот и выходит, — торжественно резюмировал Птица, не отвечая на колкость ради эффектного удара, — что тебя в милиции держать опасно, просто-таки, напросто-таки. Я, может, раскаиваюсь в содеянном. В глубине души. Значит, уже на пути к исправлению. Ты же своих ошибок не признаешь и не видишь их…
— Парни, — не выдержал Леха Чернышев и из своего угла перебил Птицу, — давайте лучше по женскому вопросу. Ну сколько можно цепляться…
— В общем, мое мнение такое, — отмахнулся Николай Иванович, — неправильные ваши действия. И по совести, и по обязанности треба доложить руководству. История все ж таки выплывет наружу. Положено начальнику знать о ней от подчиненных, а не от пропойцы.
Читать дальше