Наталья Андреева - Метель

– На Катьке свет, что ли, клином сошелся? – фыркнула Алена. – Другую найдешь!

– Где ж я ее найду?

И в этот момент с паперти, куда ушли глотнуть снежного воздуха мужики, раздались крики:

– Сюда, сюда!

– Живей давай, заждались! Жора вскочил:

– Она!

Маша увидела, как от церкви, увязая в снегу, к ней кто-то бежит. Было темно, она поняла только, что это высокий мужчина, без шапки, без пальто, в одном костюме. Он почему-то схватил ее в охапку и принялся жарко целовать, от него пахло водкой, и она принялась отбиваться.

– Пустите, пустите! Кто вы?! Отстаньте от меня! Только тогда он вдруг отпустил ее и закричал:

– Не она! Не она! И зарыдал…

Маше стало его жалко. И, хотя она не понимала, что происходит, потянула его за рукав к церкви:

– Здесь холодно. Вы замерзнете. Идемте же.

Он пошел. Пошел покорно, хотя ноги у него заплетались, они оба увязали в глубоком снегу. Света в селе и его окрестностях не было, деревянная церковь тускло освещалась немногочисленными свечами. Маша все силилась разглядеть его лицо, но глаза, все еще полные снега и слез, отказывались ей служить. По голосу она поняла, что мужчина еще молодой, лет двадцати—двадцати пяти, и разглядела, что волосы вроде бы темные, или кажутся темными, потому что мокрые от снега? И как-будто симпатичный. Или показалось?

– А почему одна? – спросил кто-то из мужчин, стоящих на паперти. – Где остальные-то?

– Разуй глаза! – грубо сказал Машин спутник. – Это не Катя!

– А кто?

– Девушка, вы чья невеста?

– А чья бы ни была! Раз к нам прибилась, знать, быть ей за Жоркой!

Раздался пьяный смех. Тут Маша поняла, что все, кто здесь находится, сильно пьяны. Ей стало страшно. Вокруг одни мужчины, хмельные, развязные.

– Я з-замерзла, – сказала она, стуча зубами.

– А вот мы сейчас согреем!

– Проходите вовнутрь, в тепло, – заботливо сказал ее спутник и легонько подтолкнул в спину.

Маша вошла в храм, и от сердца отлегло. Она увидела батюшку и высокую дородную женщину, завитую барашком.

– Невеста? – спросил батюшка. – Слава Господу! Дождались!

– Я собственно…

– Это ж не она! – сказала дородная женщина. – Но все равно сгодится!

Маша поняла, что та тоже навеселе. Да что здесь происходит-то?! Она затравленно начала озираться по сторонам.

– Давай, начинай! – заорали появившиеся в дверях мужики. – Невеста есть, жених пять часов, как дожидается, свидетели тоже истомились!

– Горько! – раздался пьяный вопль.

– А ну закрыли рты, дети мои! – зычно сказал батюшка. Маша все пыталась понять: он-то как? Да здесь, похоже, была большая пьянка! – Сказано вам: это не невеста. Заблудшая овца.

– Я, действительно, заблудилась. А кто жених? – спросила она.

– Я, – сказал тот самый парень в костюме, который выбежал из церкви и схватил ее в охапку.

Непонятно почему, сердце ее забилось. Она вдруг вспомнила цыганку. «Посулам не верь, как год начнется, будешь в паре с бубновым королем…» Выходит, правда? Но разве можно верить гадалке?

– Вы можете объяснить, что здесь происходит? – спросила Маша, обращаясь к жениху.

– Запросто! – широко улыбнулся тот. – Отойдем в сторонку.

Они направились в темный угол, свечи, похоже, экономили, и здесь она и вовсе не могла ничего разглядеть, только слышала его низкий, с легкой хрипотцой голос. Язык ее собеседника слегка заплетался, от него сильно пахло водкой, но он вроде был трезвее, чем все остальные. Или ей опять показалось?

– Тебе надо согреться. У нас в автобусе есть, – зашептал жених.

– Что есть?

– Ну это… Согреться…

– Ни-ни! Я не пью!

– Ая что, пью? – обиделся он. Маша невольно улыбнулась. – Погодка-то, а? Не замерзать же?

– Я не пью водку.

– А что пьешь?

– Вино. Красное и белое. Ну, еще шампанское.

– Шампанское есть! – обрадовался он. – Как же! Но тебе сначала надо согреться. Как зовут?

– Кого? Меня?

– Ну да.

– Мария. Маша.

– А я Жора. Вот и познакомились! Ну, что? Греться будешь? Тогда идем со мной!

В деревянной церкви и впрямь было нежарко. К тому же дорожные приключения измотали Машу вконец, она чувствовала, как уходит из нее тепло. Жора схватил ее за руку и поволок к дверям.

На улице она поняла, что замерзает, и они с Жорой поспешно залезли в автобус. Двигатель работал, здесь было теплее, но тоже темно. Автобус был старенький, сиденья протертые, лампочки не горели, к импровизированному столу (картонка на переднем сиденье) прикреплена одинокая свеча. Она с трудом разглядела бутылку и разложенную на картонке нехитрую закуску.