Андрей Ветер - Я, оперуполномоченный

– Витя, – окликнул его Максимов и подвёл к коренастому человеку с непослушными рыжеватыми волосами. – Познакомься. Это член нашей опергруппы капитан Веселов Игорь Владимирович. Ну вы ещё успеете поговорить, а сейчас пойдём в секретариат, представлю тебя девочкам, в канцелярию заглянем…

Знакомясь с организацией труда на новом месте, Смеляков обнаружил, что в МУРе всё было совсем не так, как в отделении милиции. «На земле» он был просто волком, не только всё время вынюхивавшим что-то и безудержно гнавшимся по следу, но и злобно оскалившимся в неустанной борьбе за свои интересы. «На земле» приходилось всё делать самому. В МУРе же всю мелочёвку делали вспомогательные структуры.

Находившись по бесконечно длинным коридорам, Смеляков в конце концов вернулся вместе с Максимовым в кабинет их группы. Игорь Веселов что-то вычитывал в раскрытой перед ним толстой папке и покачивал головой.

– Продвигается? – спросил Максимов.

– Да тут такая труха, если честно, что просто мутит… Куда они все раньше смотрели?

Веселов принялся рассказывать о деталях весьма жуткого дела, но при этом сыпал шутками, и казалось, что он излагал сюжет какого-то французского кинофильма, где всё было несерьёзно, хотя направо и налево летели пули и на каждом шагу бились сталкивавшиеся автомобили. Игорь производил впечатление человека несерьёзного, любил побалагурить, подтрунивал над всеми, любил потискать женщин. Но все, кому довелось с ним работать, знали, что за всей этой лёгкостью и кажущейся поверхностностью в общении скрывалась холодность трезвого ума. Про Веселова говорили, что для него не бывает безвыходных ситуаций и что он в самом трудном положении оставался невозмутимым и принимал единственно правильное решение.

Большинство сотрудников МУРа ехали на работу через станции метро «Горьковская» [17]и «Пушкинская», а оттуда пешком шли по Петровскому бульвару до знаменитой Петровки. Это было величественное зрелище – плотный поток людей в милицейской форме и гражданской одежде заполонял тротуары, и в те минуты казалось, что город населён только милиционерами. Фуражки, погоны, блестящие пуговицы на серых и зелёных шинелях – всё это нескончаемой лавиной оплывало кинотеатр «Россия» [18]с обеих сторон, втекая в тесное пространство бульвара. Гомон голосов, шум шагов и хруст снега под ногами перекрывали гул проезжавших автомобилей, а над клокочущей человеческой массой вился в морозном воздухе густой пар и сигаретный дым. Разглядывая шагавших людей, Смеляков узнавал некоторые лица. Работа «на земле» не раз приводила его на Петровку, поэтому кое-кого из сотрудников МУРа он знал в лицо.

– Смеляков! – услышал Виктор чей-то голос.

Обернувшись, он увидел капитана Шкурина, того самого капитана, который когда-то учинил ему разнос за недопустимое свободомыслие на комсомольском собрании.

– Здравствуйте, – кивнул Виктор, не испытывая ни малейшей радости от встречи.

Шкурин протянул руку, и Смелякову пришлось пожать её.

– Как дела, сыщик? – Капитан вывернул шею, стараясь заглянуть Виктору в глаза.

– Всё хорошо… А вы сюда по делу?

– Да я ведь теперь тут лямку тяну, – бодро и, как показалось Виктору, с подчёркнутой важностью ответил капитан, – в Управлении по политико-воспитательной работе. Меня почти одновременно с тобой перевели… Кстати, скажу тебе прямо, я был против твоей кандидатуры. Нет в тебе идеологического стержня. Я хорошо помню нашу с тобой беседу, Смеляков. А вот ты, похоже, всё позабыл и мыслишь по старинке… А ведь я оказался прав. Видишь, что происходит в наших рядах? Партия очищается от негативных элементов. Пришло время, и партия дала приказ начать перемены. А ты бежал впереди паровоза, не слушал меня.

– Лично я не вижу никаких настоящих перемен. И вообще не понимаю, что сейчас происходит. Перетряска какая-то, а по сути ничего не меняется. Кадровая чехарда. Одних людей убирают (кстати, вовсе не худших), на их место ставят других, которые порой и не знают специфику нашей работы. Только видимость перемен, а самую гниль-то никто не трогает.

– Ты опять за старое! Умнее других себя считаешь? А вот я думаю, что старшие товарищи сами знают, с чем надо бороться в первую очередь. – Шкурин начал раздражаться, радушие покинуло его. – Я же говорил, что нельзя переводить тебя в МУР! Все в районе только дифирамбы тебе пели, чуть ли не лучшим опером во всём розыске называли! Ну, допустим, силён ты в своём деле, однако политически ты абсолютно не соответствуешь требованиям времени! Не схватываешь главного, не понимаешь основного! Сейчас придут новые люди, новые кадры, всё изменится, всё будет хорошо!