Мэри Стюарт - Огонь в ночи

Я рассмеялась, но, вероятно, не очень убедительно. «Нет, конечно, нет. Они просто совершали восхождение в слишком трудном месте и застряли. Это бывает. Они благополучно вернутся».

«Но… другой альпинист?»

«Кто бы он ни был, – твердо сказала я, – это, конечно, было не привидение».

Она вздохнула. «Ну, чем быстрее их найдут, тем быстрее мы ляжем спать. Дай Бог, чтобы с малышкой Робертой ничего не произошло. Она довольно приятная, почему-то трогательная. Хотела бы я знать…»

«А я находила трогательной другую», – сказала я, и поняла, пораженная, что говорю в прошедшем времени.

Но Марсия не заметила. «Эта ужасная Бредфорд? Но, дорогая, она невыносима. Не то, что я поэтому желаю ей плохого, но, право…»

«Только очень несчастная женщина может так себя вести. Наверняка она знает, что вынуждает всех не любить себя, и все же изнутри какой-то дьявол толкает ее постоянно противоречить каждому встречному».

«Крушение надежд. И какое. Влюбилась в Родерика Гранта».

Я звонко поставила стакан и заговорила почти сердито: «Марсия! Это нелепо!»

Она хихикнула, игривая, как котенок. «Нет? Разве вы не видели, как она на него смотрит?»

«Не говорите чепухи. Она отвратительно грубила ему вчера вечером и сегодня утром. Я слышала».

«Угу, – сказала Марсия с насмешкой. – Все-таки понаблюдайте, как она на него смотрит. Это так же заметно, как и то, что он при этом отводит глаза, опускает нос очаровательно благовоспитанным образом, как он это умеет, а затем хватается за первую возможность пригласить вас на прогулку! На вашем месте, дорогая, я бы держалась от нее подальше».

«Чепуха, – сказала я снова, чувствуя себя очень неудобно, и встала. – Думаю, я лягу».

Марсия приняла менее изысканную позу и опустила бокал. «Тоже пойду. Конечно, не собираюсь сидеть здесь одна. Думаю, мы услышим их возвращение и тогда узнаем, что случилось. – На лестнице она взяла меня под руку и улыбнулась. – Я вас вывожу из равновесия?»

«Конечно, нет. С какой стати?»

«Милая, потому что говорю такие вещи, которых не должна говорить. И это напоминает мне… Боюсь, я выдала вас сегодня. Я не хотела».

«Выдали меня? Что вы имеете в виду?»

«Проболталась Родерику, что вы с Никки разведены. Не помню, как это получилось. Когда вы пошли на кухню, тут был такой базар-вокзал… Я сожалею, искренне сожалею».

«Все в порядке». Никки – ничего себе она его называет. Даже через три «к» – Ник-к-ки.

«Надеюсь, это неважно», – сказала Марсия.

Я засмеялась. «Почему важно? Не думаю, чтобы он сказал кому-то еще».

«О, ну… – Мы достигли верхней площадки лестницы. – Тогда все в порядке. Пойдем смотреть мой костюм перед сном».

Я проследовала за ней по коридору. Окно изображало из себя серый, взволнованно бурлящий прямоугольник, в котором мелькали наши искаженные и бледные отражения. Марсия широко раскрыла дверь и вошла, нащупывая выключатель. «Только сек… Я посмотрю». Зажегся свет.

Я услышала, что она задыхается. Она застыла спиной ко мне, сжимая горло, и вдруг завизжала высоким раздирающим душу голосом. На секунду меня парализовало, тело оледенело, я не могла двигаться и перестала дышать. Марсия завизжала снова, повернулась ко мне лицом. Одна рука прижата к горлу, вторая распростерта в жесте ужаса. И тут я зашевелилась. Бросилась, схватила ее руку и сказала: «Марсия, ради Бога, что случилось?»

Она неровно дышала, урывками: «Убийца… О Боже, убийца…»

«Марсия, здесь никого нет».

Она сильно дрожала. Схватила мою руку и сильно сжала. Показала на кровать. Ее губы так сильно тряслись, что она не могла говорить. Я почувствовала, что покрываюсь гусиной кожей.

На покрывале лежала легкомысленная куколка в юбочке с оборками. Таких кукол марсии всего мира любят усаживать на диваны и кушетки среди атласных подушек. Я видела их множество – с льняными волосами, голубоглазых, одетых в розовое, белое и золотистое.

Но эта отличалась ото всех.

Она лежала на спине с вытянутыми ногами и скрещенными на груди руками. По ней был разбросан пепел из пепельницы, и огромная глубокая красная рана зияла на ее шее, горло ее было перерезано от уха до уха.

В ту ночь не нашли следов ни Марион, ни Роберты.

Ночь была черной и дикой. После бесполезных и выматывающих криков и карабканья по скалам в ревущей темноте искатели притащились очень рано утром перекусить и немного поспать, прежде чем отправиться, измученным и утомленным, на дальнейшие поиски. Билл Персимон вызвал по телефону местную поисковую команду.