Ольга Хмельницкая - Санаторно-курортный маньяк

Из коридора послышались оглушительные аплодисменты и крики «браво» – это хлопали в ладоши Алина, Нелли и Маркс.

– Ну спрашивается, зачем мы тащили этот агрегат, – смеялся Володя, поддав устройство ногой, – если Энгельс может спаять таких хоть целую батарею!

Он обнял Околелову и поцеловал ее в щечку. Потом обнял Алину и тоже поцеловал ее, продлив этот процесс.

В зале творилось невообразимое. Участники симпозиума обступили Максима, задавали ему вопросы, пожимали руки и вовсю обсуждали технические подробности. Представители телекомпаний становились в очередь на интервью. Фотографы щелкали своими камерами.

Кулибина стояла в углу. Ее лицо покрывали красные пятна.

– Подлец! – крикнула Лилия Степановна. – Он украл мое изобретение! Негодяй! Вор!

Ее никто не слушал. Теперь всем было понятно, кто на самом деле построил аппарат. С трудом сдерживая злые слезы, сопровождаемая смешками, профессор выбежала в коридор, где стояли Околелова, Пузько и Маркс.

– Это все вы виноваты! Тупые, наглые, ленивые свиньи! – заверещала она, увидев подчиненных. – Только вернитесь на кафедру, уж я с вами поговорю! Вы у меня получите, мало не покажется!

– Я думаю, мадам, – галантно поклонился Володя, – что с завтрашнего дня кафедрой будет руководить Энгельс. А вам, Лилия Степановна, доверят продавать пирожки в буфете. Может быть. Если повезет.

– Он же без степени! Мелкая сошка! У него нет никаких организационных талантов! А у меня есть связи и влиятельные друзья, – рассмеялась Лилия Степановна.

– Убеждена, что ему присвоят степень доктора наук вне очереди, такие прецеденты были, – улыбнулась Алина, – а что касается связей и влиятельных друзей, то не думаю, что они захотят поддерживать с вами отношения после всего этого!

И она показала на работающий в холле телевизор. На экране как раз показывали искаженное гневом лицо Кулибиной и Энгельса, увлеченно пишущего формулы на белой поверхности. По лицу Лилии Степановны полились злые слезы. Она подняла ногу, сняла туфлю на высоком каблуке и изо всех сил швырнула ею в телевизор.

Анатолий Петрович Игуанов сидел на своем обычном месте швейцара. Он пребывал в отличном настроении.

«Ну какой же я молодец! – думал он, изучая список постояльцев. – Одним махом избавился и от ушлой девицы, и от настырного директора, который рано или поздно таки прикончил бы меня из своего большого пистолета!»

В списке женщин, живущих в «Весеннем ежике», значилось несколько очень интересных особ. Анатолий Петрович немедленно возбудился, представляя, как они дрожат от ужаса и слабо отталкивают его ослабевшими от страха руками. В мелкой и злобной душонке Игуанова мелькнуло воспоминание о Елизавете Кропоткиной, проявившей пыл и завидный темперамент и совсем его не испугавшейся. Он подумал было посетить ее снова, для приобретения разнообразного опыта, но потом передумал. Ему хотелось новенькую, молоденькую, длинноногую и желательно задыхающуюся от паники.

– Вот в двадцать шестом номере интересная барышня живет. Рыженькая причем, – пробормотал маньяк про себя. – Правда, придется подождать, пока директор и наглая девка, которая швырнула в меня бутылкой и которую я чуть было не проворонил в подвале, гарантированно скончаются. Они, может, уже и померли, но вдруг нет? Вдруг я туда сунусь, а директор начнет стрелять? И попадет? Или девица в меня чем-нибудь опять бросит?

Игуанов поежился. Полтора года тому назад женщина, к которой он нагрянул в номер, оказалась каратисткой и так его отметелила, что он еще неделю после того случая не мог понять, стал он импотентом или все-таки нет.

Оказалось – к счастью для Анатолия Петровича и к несчастью для его жертв, – что нет.

Украдкой потерев шрам, который остался после той встречи, Игуанов снова углубился в чтение списка. Интересные варианты проживали еще в пятнадцатом и сорок седьмом номерах.

– Эх, надо же еще будет дверь открыть, которую поганка блондинистая заблокировала, – вспомнил маньяк, немедленно наливаясь злобой. Он тогда пришел к девушке, запертой в каменном мешке, полный предвкушения, но получил от ворот поворот. Уж как он бил тогда в дверь, уж как злился и бушевал, но открыть ее не смог.

«Ничего, – с удовлетворением подумал Анатолий Петрович, – блондинок на свете много. Зато теперь я заживу по-новому. Не будет больше директора, устраивающего засады в холодильнике. Не будет больше сумасшедшей девки, которую я чуть было не придушил в ее собственном номере, когда она обнаружила отпечатки моих ботинок. Но она была как электровеник – то туда побежит, то сюда поползет! У-у-у, ненавижу! Выскользнула, можно сказать, из рук. Зря я сидел в шкафу, пытаясь подобрать момент, чтобы кинуться на нее сзади! Зря! Потому что она вернулась тогда вместе с директором. Но зато теперь все сложилось как нельзя лучше».