Ольга Хмельницкая - Шпион в костюме Евы

Он встал на одно колено перед люком и принялся нашаривать свой забытый ботинок. Тот действительно все еще торчал в узкой щели. Поднапрягшись, Рязанцев ухватил рукой за шнурки и принялся тянуть. Ботинок не поддавался. Тогда полковник лег на снег и принялся тянуть двумя руками. Он повернул ботинок на бок, и тогда наконец его обувь выскользнула из щели. Продолжая лежать на животе, Владимир Евгеньевич свесился вниз и принюхался. На него пахнуло сыростью.

«Погреб? – задумался Рязанцев. – А что, если Ева там?»

– Эй! Есть там кто-нибудь? – закричал он.

Тишина.

Полковник встал, нашел какую-то старую доску и принялся разгребать снег. Вскоре он наткнулся на остатки фундамента, выступавшего из земли в стороне от дороги неподалеку от люка.

– Здесь когда-то стоял дом, – сообразил Рязанцев. – Возможно, люк ведет в сохранившиеся подвальные помещения.

Он развернулся и быстро пошел назад к машине. В багажнике у него была саперная лопатка.

Крысы совсем не боялись сапога. Напротив, они лезли на Еву и перепрыгивали через нее, царапая своими острыми коготками шею и лицо девушки.

– Куда они бегут? – удивилась Гнучкина. – Как на пожар!

Грызуны перепрыгивали через женщин и бежали наверх. Ева закрыла лицо руками.

– Ползи дальше! – скомандовала сзади актриса. – Ничего, пусть прыгают!

Ева продвинулась еще на пару сантиметров, продолжая орудовать сапогом, хаотические движения которого крыс слегка отпугивали, вынуждая их изменить направление.

Через несколько минут Ершова остановилась.

– Ой, да тут вода! – воскликнула она.

В этот момент сзади раздался тяжелый шлепок, перешедший в грохот. Ева завизжала. Через несколько секунд наступила тишина.

– Все, – сказала Гнучкина, – нас завалило. По этому туннелю уже лет сто никто не лазил, мы там что-то нарушили, и его крыша упала. Крысы почувствовали, что дела плохи, и пытались спастись, убегая вверх по туннелю.

– Что же нам теперь делать? – прошептала Ершова. – Тут же мало места, а еще меньше – воздуха. Мы скоро задохнемся!

– Ползи вперед, – сказала мадам. – Это наш единственный шанс.

– Тут вода, – в ужасе выдохнула Ева.

– В воду, – приказала Гнучкина. – Пока еще есть чем дышать.

– Это безумие! – покачала головой Ершова. – У нас нет шансов.

– Без паники! – загрохотал голос актрисы. От этого звука сзади послышалось еще пару шлепков упавшей глины. – Вперед!

Гнучкина набрала в грудь побольше воздуха, зажала нос и рухнула животом в липкую холодную жижу, в которой кое-где еще копошились не успевшие убежать крысы.

Коровкин не спал. Он лежал на шелковой простыне рядом с довольно сопящей Риточкой и думал. К тридцати пяти годам он сколотил большое состояние и вовсе не был дураком. Да, он любил Маргариту глубокой, трепетной любовью, которая проснулась в сердце и затопила его целиком, но разумом он все понимал.

Он видел, что девушку вовсе не волнует ее мать.

Понимал, что она не любит детей, а родить ему готова для того, чтобы удержать его, Юрия Борисовича. Одного ребенка. Заботу о нем она тут же переложит на няню, которую ему, Коровкину, тоже придется оплачивать.

Он все это понимал, но все равно любил ее и все ей прощал – и дешевые манипуляции, и эгоизм, и зацикленность на своей персоне.

«Любят не за достоинства, любят за недостатки», – прочитал как-то Коровкин в каком-то журнале.

Маргариту он любил не за хорошее, не за плохое: просто любил – и все тут. И готов был жениться на ней и прожить рядом всю жизнь просто потому, что был счастлив видеть ее и радовался, когда удавалось ей угодить. Хотя и понимал, что им пользуются.

Но иногда Юрия Борисовича брала тоска. И тогда он лежал без сна, смотрел в потолок и видел другое: женщину – крупную, веселую, решительную – в окружении ватаги кругленьких ухоженных ребятишек, которые бегут к нему, виснут на шее, кричат «папа», а она говорит, что папа устал, папа хочет борща, и мяса, и отдыха, а вот когда он поест и отдохнет, они все вместе пойдут гулять с собакой, играть в мяч, смеяться, дурачиться и читать «Веселые картинки».

Юрий Борисович покосился на Риту и понял, что она никогда не будет читать ребенку «Веселые картинки», как делала его мама, которую он обожал. И что у них никогда не будет собаки. И борща она ему не сварит. Он вспомнил о ресторане «Лимпопо», о крупной, веселой и решительной девушке, встал и принялся быстро одеваться. Выяснить у организаторов ралли адрес экипажа «УАЗа» с красными звездами на борту ничего не стоило. Он ехал к Диане домой.